Даниил Скобцов - Три года революции и гражданской войны на Кубани

Таким образом, ни о каком, именно «действенном» – как говорилось в мечетском собрании, – экономическом и политическом объединении пока не было речи.

Мне приходилось уже здесь говорить о Быче и о его образовании, о его достаточно большом опыте общественной работы, но эти его тогдашние навязчивые идеи, лишенные всякой практичности, всегда раздражали и наводили большое уныние. Так и теперь, по получении этих его писаний о «разговорах» с генералом Красновым, мною овладела безысходная тоска.

В эти дни, числа 10 июня нового стиля, одиноко я сидел в номере гостиницы и курьер военного министерства принес серый казенный пакет с извещением о главном интересующем нас деле:

– Прохакие Ваше не може бути заловолено…

Другим словами, нам было прислано извещение о полном отказе нам в удовлетворении нашей просьбы об артиллерийских снарядах, патронах и пр. После многоречивых обещаний полный отказ. Собрались все делегаты и все были озадачены.

– Что же это значит? Решили отправиться к нашему доброжелателю – министру закордонных справ, пану Дорошенко.

– Ншци, – был короткий ответ. Когда мы попросили расшифровать эту столь короткую формулу объяснения, то, по словам министра, выходило, что немцы не только не довольны нашим игнорированием их, но как будто они хотели бы прежде узнать, на каком титуле мы думаем строить наши отношения Кубани к самостийной

Украине, на титуле федерации или автономии? Какие гарантии, что полученное фактически из рук немцев вооружение мы не обратим против немцев же?

Краткое объяснение министра сделалось очень длинным и богатым разными намеками. По сути же дела выходило как будто бы так, что немцы могли бы удовлетвориться декларацией Кубанского правительства о присоединении Кубани к Украине на автономных началах… Наматывался очень сложный клубок домогательств и объяснений. Кто тут играл главную роль, трудно было решить.

Выходило так, что украинцы нас любят, немцы нам доброжелательствуют, но… – «прохание» наше сейчас «не може бучи задоволено». Бескровный, оставшись с паном Дорошенко один на один, пришел потом домой и поведал, что незамедлительное декларирование присоединения Кубани к Украине на автономных началах могло бы иметь следствием то, что во время мирных переговоров с большевиками. Украина потребовала бы перенесения демаркационной линии за пределы Кубани, что немцы дипломатическим путем поддержали бы эти требования, и большевики вывели бы свои войска из Кубани…

Я и Каплин наотрез отказались в какой-либо форме вести на подобной основе дальнейшие переговоры. Мы заявили, что наша делегация должна немедленно выехать в Новочеркасск, доложить раде и правительству обо всем, и только они вправе судить, продолжать или прервать переговоры.

Рябоволу и Бескровному трудно было признать, что Украина не захотела или не могла – бескорыстно и с участием – помочь нам. Но и они не могли оспаривать нашего решения. Они настояли лишь на одном, чтобы наш отъезд не был истолкован как разрыв, как отказ от дальнейших сношений с Украиной. Делегация должна разрешить Н. С. Рябоволу остаться в Киеве, выждать результата наших решений в Новочеркасске и сделать еще попытку получить просимое. Мы согласились и на другую просьбу Рябовола: он мог, при крайней к тому необходимости, посетить представителя немецкого командования, но не представителя дипломатического…

О пошатнувшемся положении немцев на западном фронте мы тогда еще не знали и воспринимали их как всесильных. Со стороны Дона они приблизились к Кубани до станции (Ростовско-Владикавказской железной дороги) Кущевка, со стороны Керчи они уже переправились на Таманский полуостров, т. е. на Кубань. На Украине они, как уже было отмечено, вели войну из-за хлеба с крестьянством. Чтобы быть в курсе дела и чтобы вовремя предостеречь население, мы решили командировать на Тамань члена нашей делегации Г. В. Омельченко.

В Новочеркасск, таким образом, нас выехало четверо: Бескровный, Каплин, Султан-Шахим-Гирей и я.

Заблаговременно мы известили председателя Быча, чтобы он с уполномоченными от рады к нашему приезду прибыл в Новочеркасск.

Числу к 20 июня нового стиля мы приехали в Новочеркасск и здесь нас уже поджидал Быч с уполномоченными.

Еще стоял на улице извозчик с моими вещами и ждал расчета, а Быч, встретив меня в коридоре гостиницы, стал расспрашивать, что и как произошло в Киеве.

Беглый рассказ о полном господстве немцев, о бессилии гетманского правительства, о призрачности вообще украинской государственности, – этот один мой рассказ оказался для Быча убедительным:

– Значит – «нет!»…

И это было решение вопроса.

Мы, другая кубанская сторона, приняли такое решение еще в Киеве.

На этот раз Быч вообще проявлял большую сговорчивость, и я радовался, что, наконец, он постиг тщету своих упований на неизвестное данное других самостийностей; понял, как важно в нашем тогдашнем положении не сходить с реальной почвы. При таких условиях с ним можно было сговариваться… По возвращении в Мечетинскую Ф. С. Сушков уверял меня, что причину перемены в Быче нужно было искать не в его внезапном прозрении, а в том крупном разговоре его с генералом Деникиным, который был у Бича перед его вторичным отъездом в Новочеркасск.

Всего через несколько часов после нашего приезда состоялось заседание уполномоченных рады и правительства и было принято решение:

I. Прекратить переговоры с Украиной о титуле наших с ней отношений, конфедерации, федерации или автономии.

II. Считать общее сближение Кубани с Украиной желательным.

III. Добиваться получения от Украины военного снаряжения и боевых припасов хотя бы за плату.

На следующий день был праздник Святой Троицы. На предполагавшееся новое совещание кубанцев Быч пригласил генерала Алексеева. Он жил тогда в Новочеркасске и очень недомогал. На наше собрание он пришел с опозданием прямо из церкви и не слышал наших предыдущих суждений. Сев к столу, он попросил себе слова. Говорил пространно о России, об армии, о возможных в будущем успехах и испытаниях. Центром речи было предупреждение не увлекаться заманчивыми перспективами легкой жизни при помощи иностранной силы.

Конец речи был, приблизительно, таков:

– Нам известно, что вы ведете переговоры с гетманом и его правительством. За гетманом стоят немцы. Мы с ними говорить не можем. У вас руки свободнее. Если можно что-либо получить для общей пользы от Украины, берите. Но если с этим будет связана измена Родине, то… смотрите!..

Голос Алексеева окреп, глаза загорелись:

– Россия будет жить… Перед всеми верными своими сынами она в долгу не останется… Поймет, что было сделано, как неизбежное. Но измены, совершенной в этот страшный час, она не забудет…