Иван Жиркевич - Записки Ивана Степановича Жиркевича. 1789–1848

Потом государь, обратясь к Гоноропуло, приветствовал его – что он уже давно знаком с ним, но что в настоящую минуту он должен ему напомнить, что в Белосток назначил его губернатором по представлению князя Долгорукого (тамошнего генерал-губернатора). [434]Тут глаза государя заблистали, стан выпрямился, и он, возвыся голос, сказал:

– Мне нечего тебя учить, как следует обращаться с поляками. Долгорукий тебе живой пример. Имей на руках железные рукавицы! К тебе они полезут в душу, будут изгибаться, кланяться, но помни мои слова: поляк – всегда поляк: не помнит благодеяний и даже не чувствует их! Он будет виться змеей у ног твоих, будет лизать их, пока не доберется до шеи – а там задушит тебя! Повторяю опять: держи ухо остро!..

И потом, с прежним ласковым взглядом обратясь ко мне, спросил:

– Скоро вы располагаете ехать? На ответ мой, что дня через два, прибавил: – Чем скорее, тем лучше! Желаю вам хорошего пути. А с тобой, – продолжал государь, обратясь к Гоноропуло, – еще увидимся – не прощаюсь.

Когда же мы оба вышли из кабинета, то государь, сделав шага два в следующий покой, изволил сказать:

– Прощайте, ваше превосходительство, желаю вам счастливого пути и исполнения ваших желаний! Уверен, что они совершенно согласны с моими. Прощайте!..

Не умею выразить, с каким духом я приступил к сей первой аудиенции и с каким вышел из оной! До прибытия моего во дворец я все еще размышлял и готовил себя как предстать пред государем, но, войдя я ничего, не видел, кроме благосклонного взора царева и его милости, забывшись даже до того, что в одном месте прервал речь его. Выйдя из кабинета, я чувствовал, что не было такой жертвы, которую я не был бы в готовности принести для исполнения священной воли его. [435]

Из дворца поехал я прямо к Танееву, с которым я был уже знаком прежде, по службе его при графе Аракчееве. Возобновив наше забытое знакомство и вспомнив прежнее, он просил меня обратить внимание на дело о размежевании небольшого имения его в Симбирской губернии, которое совершенно хотят обрезать в пользу соседей, по крайней мере так пишет ему управляющий, – и о продолжении прежней нашей дружбы… Затем советовал мне долго не засиживаться в Петербурге, а спешить скорее выехать, ибо он уверен, что государь еще не один раз об этом будет спрашивать и его, и других.

На другой день я представлялся, уже в мундире, графу Блудову, Строганову, Бенкендорфу, Чернышеву и Дашкову, [436]министру юстиции. Сей последний меня не принял, но вечером прислал ко мне визитную карточку и просил меня быть у него еще раз на следующий день вечером.

Когда я приехал представиться графу Бенкендорфу, то я нашел там начальника 1-го округа жандармов Полозова, [437]гораздо младшего товарища мне по корпусу и по гвардейской артиллерии, но в это время весьма уже опередившего меня по службе. Имея бездокладный доступ к графу, он, по всей вероятности, предупредил его обо мне, так что, когда он вошел в приемную, где стояло нас несколько представляющихся лиц, Бенкендорф, услышав мою фамилию, сказал:

– С вами, ваше превосходительство, я уже очень знаком, и для меня приятно было бы, если и вы меня так же хорошо узнали, как я уже вас знаю! Благодарю вас, что вы доставили мне случай лично познакомиться с собой, и скажу, что я был одним из тех, которые вас рекомендовали государю для настоящего звания. Вы оное достойно получили! – Затем, взяв меня за руку, отвел меня в сторону, к окну, и продолжал: – Мне нечего говорить вам, что работы будет много и какие теперь обстоятельства по Симбирской губернии. Я вас прошу о двух вещах: там теперь находятся моих два штаб-офицера, которых прошу принять под свое покровительство и еще – чтобы вы обо всем экстренном и о различных недоразумениях, могущих случиться, были бы в прямых сношениях со мной. Письмо ваше будет доказательством ко мне доверия, а я могу и даже желаю быть вам полезным…

На другой день вечером, в 8 часов, я поехал к Дашкову и без минуты ожидания был допущен в нему. Пройдя комнат восемь, меня ввели к нему в кабинет, где я нашел его лежащим на диване с книгой в руках, одетым в серый фризовый сюртук. [438]Привстав, подал мне руку и, усадя возле себя, сказал:

– Дмитрий Николаевич, мой искренний друг, мне особенно рекомендовал вас. Душевно желаю познакомиться с вами. Я сам симбирский дворянин, а потому ваш покорный слуга и прошу вашего покровительства!..

После обыкновенных возражений на подобные приветствия он коснулся в расспросах моей прежней службы. Хвалил моих предшественников Жмакина и Загряжского; о последнем жалел очень и под конец прибавил:

– У меня в Симбирске есть два имения в разных уездах, и особенно ими никто не управляет. Я иногда бываю сам там, наездом. Но поверхностно заведует ими старший управляющий имением княгини Вяземской, последняя станция пред Симбирском. Я напишу к нему, чтобы в проезд ваш он явился к вам. Взгляните добрым оком на старика. Он человек добрый, но немного крутенек с крестьянами, и они иногда на него даже жалуются, а потому я особенно его поручаю вашей милости!

Я отвечал, что, конечно, готов все сделать для него угодное, но чтобы это было только вполне согласно с законом и справедливостью. Дашков сказал:

– Более и не требую. Знаю, что, видя во мне помещика, вы тоже будете видеть и министра.

– Юстиции! – прервал я, – и в этом отношении ваше, высокопревосходительство, я уверен, отдадите должное мне одобрение!..

На этом мы расстались весьма приветливо. На другой день Жмакин сказывал мне, что Дашков, увидевшись с ним, сказал:

– Ну, Блудов дал теперь в Симбирск настоящего губернатора!

Ужасно не понравилось мне одно обстоятельство во время посещения Дашкова: это то, что, когда я вышел от него, камердинер, провожая меня до лестницы, отворив двери, ровно шесть раз сказал:

– Поздравляю ваше превосходительство с монаршей милостью! – Я благодарил судьбу, что захватил с собой деньги: ему дал 25 рублей, а швейцару за такое же приветствие – 5 рублей.

От Дашкова поехал я прямо к князю Меншикову, который на сей раз принял меня не по-прежнему, но – как служащего чиновника – холодно и гордо, обратясь ко мне с указаниями на корабельные леса в губернии.

В пятницу утром, в мундире, был я у Перовского, прося его представить меня князю Волконскому, а вместе с тем снабдить меня нужными наставлениями относительно удельных крестьян. Перовский объявил, что у князя умерла накануне внучка, по каковому случаю он даже и его не принимает к себе, а взялся доложить только о моем намерении представиться. Насчет удельных крестьян просил принять под особое покровительство их дела и в особенности тамошнего управляющего удельной конторы, коллежского советника Бестужева, рекомендуя его как отличного и усердного чиновника, благородно мыслящего человека, которого он вполне знает и на которого совершенно полагается.