Людмила Бояджиева - Житие и страсть Жоржа Сименона

— В двадцать один год я была девственница. Я сама попросила одного друга, который работал в посольстве Франции, переспать со мной. Я пришла к нему в отель и потребовала, чтобы он научил меня всему тому, что мне хотелось знать. До сих пор я вижу, как он расстилает на простыни махровое полотенце…

— Вот оно что! — Нет, ее признание не охладило мой пыл, и мы снова занялись любовью раз, потом второй, и опять она закатывала глаза, кричала, дрожала, не обнаруживая ни малейшего внутреннего признака оргазма. Ее друг из посольства оказался жалким учителем. Другие ее любовники тоже. Ибо у нее были и другие, числом двадцать семь, ибо она мне их перечислила, как бы из вызова. Нет, не «как бы». Просто из вызова».

Неоднократно в воспоминаниях и интервью Сименон объясняет свою тягу к женщинам творческой потребностью изучить характер, повадки, особенности слабого пола. Однако фантастическое количество сексуальных связей не научило его разбираться в женщинах. Удивительный «тонкач» в социальных, нравственных, психологических аспектах, Сименон выглядит младенцем во всей долгой и печальной истории с Дениз. С первого же раза он решает: — закатывание глаз — возможный блеф, имитация сексуального наслаждения. Но не подумал о том, что ни одна женщина, какой бы страстной она ни хотела казаться, не позволит сознательно уродовать себя в момент близости с мужчиной. Лицо с белками, вместо глаз выглядит пугающе и отталкивающе — этого она не знать не могла. Но, скорее всего, не могла и контролировать себя в момент наивысшего наслаждения. Реакция на оргазм у Дениз менялась в зависимости от количества выпитого и ее психологического состояния, далеко не уравновешенного — именно это покажет весь дальнейший опыт ее совместной жизни с Сименоном. И как бы ошеломляюще не росло количество его сексуальных партнерш, не совершенствовался опыт, Дениз постоянно ставила его в тупик, оставаясь загадкой. Вероятно, таково ослепляющее действие сокрушительной, оглушающей и оглупляющей страсти. А Сименон испытывал к Дениз Уимэ именно это чувство.

… — Потом у меня было еще двадцать семь любовников, — сообщила она с гордостью.

Жорж на секунду вспыхнул. Но ревность подогрела возбуждение и они снова и снова занимались любовью. Она кричала и закатывала глаза, всем своим поведением демонстрируя высшую степень наслаждения.

И вдруг сразила его известием:

— Вчера, когда я приехала в Нью — Йорк, у меня была мысль о самоубийстве. Она давно меня преследует. — Женщина разрыдалась: — Я неудачница, мужчинам нужна только для утехи. Много красивых слов, а на деле…Все они рано или поздно исчезали… Я перевязала ленточкой пачку писем, купила красивую шкатулку, что бы сохранить хотя бы слова. Не смейся…

Он не смеялся, ему казалось, что он начинает что–то понимать: эта несчастная слишком часто ошибалась, принимая обычные приемы светских соблазнителей за чистую монету. А ее, наивную глупышку, так тянуло к романтике, к возвышенным отношениям! Как же далеко он был тогда от разгадки — разгадки обольстившей его женщины.

— А еще я заказала шикарный портрет у знаменитого фотографа и решила, что оставлю после себя только это. Пусть мои племянницы думают, что их тетя была прекрасной дамой… А не старой никому не нужной девой… — она заливалась слезами и Сим, изнывая от жалости, провел пальцем по шраму на животе. Он не понимал, что в ее поведении было подлинным, а где она разыгрывала комедию. Но шрам бы настоящим. А сострадание — подлинное, а не показное, всегда было украшением его жесткого, прямолинейного характера.

— Это была серьезная операция?

— Мне удалили яичник. Теперь я, вероятно, еще останусь бездетной. Меня заразил офицер французского корабля… Обожаю офицеров! — она смеялось, обливаясь слезами…

— Думаю, ты никогда не покончишь с собой.

— Ты намерен мне помешать?

Жорж целовал мокрое от слез лицо, повторяя:

— Да. Да!

Его чувства в полном смятении, глубина страданий этой женщины потрясла жалостливого писателя. Он — «адвокатом отверженных», всегда старался оправдать своих, запутавшихся в виражах судьбы, героев. И сейчас всей душей разделял несчастья маленькой, наивной и беззащитной женщины.

Они еще долго сидели рядом, держась за руки в знак союза, заключенного слабой женщиной и сильным мужчиной. А тень злого рока уже витала над соединившейся для многих бед парой.

Утром она с аппетитом позавтракала в номере, и совсем не была похожа на близкую к самоубийству женщину.

— Ты не дал бы мне денег на билет до Филадельфии?

Он протянул ей 200 долларов и спросил:

— Скоро ли я тебя увижу?

— Не знаю. Может быть, в ближайший уик–энд, может быть, никогда. Я должна подумать. Позвони мне вечерком домой. Правда, я обычно бываю на вечеринках. — Она надела перед зеркалом свою белую шляпку, и послала воздушный поцелуй.

Он слушал, как удаляется по коридору стук ее каблучков, сливавшийся со стуком его сжавшегося от разлуки сердца. Возможно, они никогда больше не встретятся! Она сказала — «не знаю» — так легко и просто, словно он ничего не значил для нее — всего лишь очередной эпизод. И ничего не случилось этой ночью — ни взрыва сокрушительной страсти, ни печальных признаний, ни заключенного с Сименоном «союза о поддержке».

На переговорах с издателем Сименон рассеянно подписал договор. К счастью, ему помогал адвокат, присутствовавший на заключении контракта по американским законам. Это был один из самых выгодных договоров в карьере Сима.

Сын спросил по телефону:

— Ты скоро приедешь, Дэд?

— Не знаю.

Он думал лишь об одном — как можно скорее увидеться с Дениз. Ничто не подсказывало ему, что их встреча была самым роковым событием в его пестрой судьбе. Выяснится это не скоро. Он не скоро поймет, как был наивен. Знаток женщин, блестящий сочинитель интриг, психолог Сименон. Ему предстояло испытать многое, воспылав страстью к маленькой, лживой брюнетке, которую он станет нежно называть Ди.

В тот же вечер он сел в ночной поезд и вернулся в Сент — Маргерит. Сын повис на его шее — волнующая нежность оттеснила любовные переживания.

— Ты выглядишь усталым, — заметила Тижи.

— Так и есть, — он поспешил уединиться в своем домике.

В новом кабинете, в комнате, теплой от пылающего камина, он разобрал накопившуюся почту и открыл печатную машинку. Но мысли витали далеко — никогда еще ни одной из женщин не удавалось помешать ему работать.

Вечером он шутливым тоном сообщил Тижи:

— Кажется, на этот раз я по–настоящему влюблен.

— Поздравляю. — Тижи усмехнулась краешком рта. — Удивительный дар — каждую связь принимать за великую любовь! И при этом заявлять, что в любовь ты не веришь.