Людмила Бояджиева - Житие и страсть Жоржа Сименона

Снова предстоит переезд: Марку исполнилось 10 лет и ему необходима более серьезная школа, чем та, которую он посещал здесь.

Жорж решает поселиться в Сан — Франциско, считая его самым красивым городом в США. Но по дороге видит красные крыши Кармеля, утопающие в зелени на берегу океана. И в тот же день находит там виллу.

Кармель–на–море уникальное место в Калифорнии. Городок с его садами и виллами прилепившимися к довольно крутому склону, выглядел игрушечным. Это курорт для очень богатых, здесь все комфортабельно и солидно, несмотря на небольшие размеры. Здесь нет рекламных панно, автомобилисты проявляют старомодную учтивость. В магазине продаются французские деликатесы — консервированные улитки и лягушечьи лапки. В книжном невиданное разнообразие — литература на всех языках.

Их дом выстроен из отливающей всеми оттенками розового орегонской сосны и толстых стекол, заменяющих стены. Просторные комнаты залиты светом. Спальня с одной стороной выходит на террасу, где часто спит малыш. Море цветов и зелени окружает дом, кухня нашпигована современной техникой, от которой у Сименона захватывает дух. За террасой — лес, а за ним — синева океана.

Идет 1949 год. Неистовая бурная страсть Жоржа к Дениз успокоилась. Успокоилась и Дениз. Она уже не провоцирует его на скандалы и, похоже, перестала играть роль соблазнительницы. Это простая и любящая женщина, забывшая о макияже, души не чающая в своем сыне. Правда, она снова начала курить, но делает это без эффектных жестов. Между ними уже не происходят мучительные сцен, как в прошлом. Она скромно одевается, ее лицо на морском воздухе порозовело — милая, простая молодая мать. Приятельница Дениз, зашедшая к ним на обед, спросила у Ди, где она может подкраситься после еды. Дениз увела ее к туалетному столику в спальне:

— Вы знаете, в моем доме вместо пудры только тальк.

— Нет ни губной помады, ни румян?

— И туши для ресниц, и даже карандашика для бровей!

Жорж, куривший на террасе, слышит театральные интонации в ее голосе, понимает, что Дениз приятна демонстрация полного преображения. Ему не приходит в голову, что тайные средства макияжа Ди хранила в специальном ящичке. Не может же настоящая женщина остаться совершенно «безоружной»?

Он счастлив и хочет, что бы все вокруг были счастливы.

Сименона огорчает единственное — вмешательство Дениз в дела с издателями. Когда речь заходила об авторских правах, то он действовал по собственному усмотрению. Остальные вопросы решала Дениз, обсуждая часами по телефону и в пространных письмах кучу мелких деталей. Сименон старается не вмешиваться, он так дорожит обретенным покоем.

— Дорогая, где свежие газеты? — Жорж вышел на террасу — рабочий день окончен.

— Т ы уже испек очередной пирожок? Славно, что я не остаюсь без чтения.

— А мне нравится, что первый мой читатель — непременно ты! В сущности, получается, что я пишу для тебя.

— И не перестаешь меня удивлять! По–моему, сочинить детектив с запутанной интригой — самое сложное, что может быть.

— Ошибаешься! — он выбил о деревянный парапет трубку. — Нет ничего проще, чем написать детективный роман. Прежде всего, необходим хотя бы один труп. Затем необходим инспектор или комиссар полиции, который ведет расследование и имеет права рыться в прошлом любого человека. И наконец… — Что еще надо, моя секретарша?

— Любовь! Без любовных сцен было бы скучно.

— Любовь может играть разную роль — стать обвинителем или защитником. — Он закурил другую трубку и, как всегда, раскуривая, пустился в рассуждения. — Все зависит от того, толкнула ли она на преступление или оградила от него, погубила или спасла.

— Преступная любовь — это волнует! А вот мадам Мегре очень уж правильная — все возится у плиты и ждет своего благоверного.

— Мадам Мегрэ — идеал женщины для миллионов читателей, которые заглядываются на легкомысленных девушек, а дома мечтают всегда иметь надежную женщину и вкусное рагу.

— А дамы мечтают о комиссаре. Такой умный и сильный мужчина!

— Главное в моем Мегрэ — стремление понять людей. Понять истоки их слабостей и никогда не осуждать.

— Не полицейский, а «Служба спасения».

— Именно так! Но мы забыли о еще одной непременной составляющей детектива — о подозреваемом.

— Верно! Ведь в нем вся соль. Особенно интересно, когда подозревают уважаемого и состоятельного человека. — Дениз прищурилась, выпуская дым сигареты к морской сини. — В каждом читатели находится толика зависти к хозяевам жизни и им очень приятно, когда толстосумов застукивают с поличным. Принеси вино из холодильника.

На стеклянном столике появились бокалы и бутылка «бордо»

— И ты заметила, — Жорж наполнил бокалы, — подозреваемых должно быть как можно больше. То есть, как можно больше людей должно иметь мотив к свершенному преступлению. Необходимы подозреваемые, которых автор, ради финального сюрприза, более или менее удачно замаскировывает.

— А следователь мечется от версии к версии, нащупывая верный след. — Дениз улыбнулась.

— Инспектор или комиссар как бы играет роль перил на крутой лестнице. Читатель идет следом за ним. Вместе с ним подозревает, порой делится с ним опасениями. И вот на последних страницах раскрывается правда. Даже если детектив плох, редко бывает, чтобы читатель отшвырнул его после нескольких первых глав.

— Каждому хочется знать, чем дело кончится. С обычными романами все не там: если он не трогает, его бросают после второй или третьей части. Мне кажется, я могла бы стать неплохой Агатой Кристи. Ты не находишь?

— Достаточно нам одного Сименона! — он развернул американскую газету.

— А ты молодец — свободно читаешь газеты на английском.

— Не забудь, что я никогда не учил его. Такой способный парень.

— Джонни плачет! — Дениз вскочила, столкнувшись с Жоржем — они оба бросились к проснувшемуся ребенку.

«Идиллия! — подумала Тижи, сидевшая с вязаньем за углом террасы. — И как смешно, что этот опытный «исследователь судеб» попался на мякине. Развод? Что ж, я постараюсь огорчить эту стерву, отхватив большой куш от имущества Сименона, на которое она уже метит»

Сименон в это время, занимаясь любовью с Дениз на полу у кроватки сына, мысленно продолжал «лекцию»:

— Персонажей можно, с некоторой долей условности, отнести к двум основным категориям, резко противопоставленным друг другу. С одной стороны — властьимущие всех рангов и степеней, которые почти всегда находятся за кулисами. Этих я не терплю и подаются в резко отрицательном плане. С другой — простые маленькие люди. К ним я отношусь с бесконечной симпатией. Ведь именно они являются жертвами бесчеловечного социального буржуазного уклада! А–а–а… Это было так неожиданно… Извини, детка, я задумался.