Всеволод Вишневский - Дневники военных лет (1943, 1945 годы)

(Надо накормить немцев, В соседней комнате накрывают стол.)

Пожapский. Праздника-то у нас и не было. Ночи не спим. Теперь дней пять отдохнем.

Вайнруб. Части наши готовы. Остается расставить их везде по Берлину. Наблюдать.

Член Военного совета Семенов. Ты, Всеволод, к нам вовремя попал!

Я. Да, довелось.

9 часов 15 минут по московскому времени.

Утро серое, прохладное. Вспоминают о Сталинграде, шутят, курят.

Приказ готов. Его передадут по радио и другими способами (устанавливаем пункты по карте). Один из немецких офицеров особенно мрачен.

9 часов 35 минут.

Я спрашиваю полковника фон Дуфвинга, будут ли протесты в немецких частях? Фон Дуфвинг:

- В некоторых... Вчера, когда я шел к вам, в меня стреляли.

Пошел кормить завтраком двух немецких генералов и полковника фон Дуфвинга. Они спрашивают меня: "Где ваши генералы?" - "Отдыхают". Сижу с ними один, угощаю. Некоторая неловкость, стесненность, молчание. Жадно за ними наблюдаю.

В штабной квартире - движение: приехал еще один немецкий генерал. Приглашаю к столу. Тут же чиновник из министерства пропаганды. Естественно, что разговор не очень вяжется. У немцев есть ощущение служебного неравенства, ведь фактически они - в плену. Говорим о продовольственном положении Берлина, о первом приказе Берзарина, Внимательно слушают... Я рассказываю о начавшейся в Германии еще во время боев посевной кампании. Беседа чуть-чуть оживляется... Немцы иногда тихо говорят между собой, строят догадки о судьбе Кребса.

- Не хотите ли вина?

- Немцы по утрам пьют мало... Бледные улыбки. Опять пауза...

- Где труп Гитлера?

- Неизвестно.

Вейдлинг. Для меня это вторая проигранная война...

Я рассказываю им о Ленинграде. Они спрашивают о роде моей службы. Объяснил, как мог.

Входит еще один немецкий генерал. И его приглашаю завтракать.

Немецкий генерал:

- Мы устали.

- Это понятно. Немецкий генерал:

- Семнадцать дней последних усилий!

Расспрашивают о маршале Жукове, о Чуйкове, - рассказываю, что надо. Говорим о Героях Советского Союза, о знаках различия, но у всех свой внутренний ход мыслей. Каждый из нас все глубже ощущает события.

Немцы говорят о сильнейшем разрушении центра Берлина.

Мы рассказываем, как быстро восстанавливают Ленинград и Сталинград; об общем экономическом развитии СССР; о встрече с союзниками. Немецкие генералы вспоминают о встрече с Красной Армией в 1939 году.

Сравниваем потери СССР и Германии. Я рассказываю им о "мертвых зонах", о солдатских вопросах: "Почему немцы напали на нас?" Один из немцев отвечает: "Нам нужна была территория". - "Вот вам и территория в СССР!" Кончаем беседу.

Немецких генералов провожают в ближайший дом. Пусть поживут пока там, под охраной.

Чуйков спит. Мы ходим взад и вперед по комнате. "Неужели войну кончили?" - "Странно..."

Сообщили, что немцы на отдельных участках не стреляют, по и не подпускают к себе: "Приказа нет".

Мы беседуем о родине, о возвращении... Усталость невероятная... Болит рука.

Звонок: паши занимают центр!! Идет подсчет пленных.

11 часов 30 минут.

Адъютант докладывает - на самоходке приехал Фриче. Мы стоим группой.

Входит Фриче - в сером пальто, в очках. На ходу читает бумаги. Молча садится. Переводчик - рядом... Ждут... Наши заняты своими делами принимают сообщения разведотдела.

Соколовский (входя, к Фриче). Мы заинтересованы в том, чтобы в Берлине было спокойно. Тем, кто беспокоится за свою судьбу, мы можем дать охрану.

Фpиче; Немецкие полицейские органы разбежалась, но можно их вновь собрать.

Соколовский. Нас полиция не интересует. Она будет причислена к военнопленным. Нас интересуют чиновники, администрация. Им мы обеспечим охрану. Ущерба им не будет. Ясно?

Фриче. Не понимаю. Кто, где может причинить ущерб? Кто решится на эксцессы?

Соколовский. И наши отдельные бойцы, и немецкое население, и некоторые немецкие военные элементы могут проявить жестокость к вам за действия гестапо и тому подобное.

Фриче. Ja, moglich{225}...

Соколовский. У нас все предусмотрено, объявлено. Есть комендант города Берлина - генерал Берзарин. Есть районные коменданты. Все делается, меры приняты. Есть ля у вас другие пожелания?

Фриче. Я вам написал письмо, как последний ответственный представитель правительства. Я написал его, чтобы предотвратить кровопролитие.

Соколовский. Ваш вынужденный жест нам понятен.

Фриче. Я бы хотел расширить документ и хотел бы связаться с Деницем.

Соколовский. Ваш документ отправлен маршалу Жукову, а на дальнейшее мы не уполномочены, в частности на вашу связь с Деницем. Ответ от маршала Жукова последует, и, может быть, вас пригласят для беседы. Кто из других крупных чиновников остался в Берлина? Фриче. Я не знаю.

Соколовский. Ну, что ж - у нас всё. Фриче. Где я должен находиться?

Соколовский. Здесь. Ждите ответа маршала Жукова.

(Фриче уводят. У нас явное недоверие - не подставное ли это лицо? Входит Чуйков: "Ну, где этот Фуше или как его там?" Соколовский рассказывает ему о разговора с Фриче.)

Чуйков. Наши охраняют правительственные учреждения. Уже в 10 утра Дениц обратился к армии и народу: он берет руководство и продолжает до конца борьбу с большевизмом, а также с англичанами и американцами, если она будут мешать. Но нам он не страшен - кишка тонка! (Смеется.) Гиммлера Дениц объявил предателем. Таким образом, Берлин капитулировал отдельно. Может быть, Гитлер ушел в подполье? В общем, мы их доконали. Какой же у них развал и политический разброд, если Геббельс хотел ориентироваться на нас! (Смех.)

(Чуйков по телефону проверяет, взят ли Рейхстаг.)

Чуйков (к нам). Стрельба в центре еще продолжается. Рейхстаг подожжен немцами.

(Проверяет, как дела в имперской канцелярии. Входит Белявский.)

Соколовский. Кто поджег Рейхстаг?

Белявский. Там шел бой - не все сразу капитулировали.

(Звонок: части Гвардейской армии Чуйкова встретились с Ударной армией Кузнецова.)

Галаджев. Наступает конец войны.

Чуйков. Да, закурим трубку мира.

Ну, сегодня в Москве дадут салют - необычайный!

Какое будет ликование в СССР! Может быть демонстрация, народ погуляет! Пора!..

Германское руководство распадается. Несомненны отдельные очаги сопротивления, но после капитуляции Берлина - падут и Бреслау и другие города. Документ Вейдлинга надо как можно скорее широко опубликовать для немцев.

Как все просто... Какое-то странное ощущение свершенности и конца войны. Особой торжественности, которой мы ждали от взятия Берлина, от победы - нет. Пройден слишком большой и трудный путь!

Немедленно встанет новая труднейшая задача - все привести к порядку, к норме.

Чуйков идет бриться. Галаджев, Пронин, Семенов и Скосырев говорят о предстоящей работе в частях, о необходимости отметить победу, дать людям разрядку.