Виктор Урвачев - На защите московского неба. Боевой путь летчика-истребителя. 1941–1945

Как следует из летной книжки Урвачева, 14 августа, после 40-минутного боя с мессерами, он совершил еще три боевых вылета и в ходе одного из них атаковал Ю-88, но потерял его в облаках. Это при том, что, по словам фронтового летчика-истребителя Ивана Кожемяко, «продолжительность воздушного боя обычно 10–20 минут, максимум полчаса. Надо сказать, что после вылета с 30 минутами воздушного боя, скорее всего, ты во второй раз уже никуда не полетишь. У тебя просто сил не хватит».

Очевидно, что 14 августа 1941 г. можно считать вторым днем рождения Георгия Урвачева, а через неделю – 20 августа ему исполнился 21 год. Однако накануне он вновь едва не погиб, совершая свои первые ночные боевые вылеты. На исходе той ночи, вернувшись после одного из них, он во второй раз поднялся в воздух:

«19.08.41, МиГ-3. Перехват противника, 1 полет, ночью, 1 час 30 минут».

В это время туман закрыл аэродром, на самолете закончилось горючее, и Урвачев совершил вынужденную посадку, не выпуская шасси. В разделе летной книжки «Катастрофы, аварии, поломки, вынужденные посадки и прочие происшествия» появилась запись: «Вынужденная посадка на «живот» ввиду исхода горючего в р-не г. Сычевка. Экипаж невредим».

До этого в его летной книжке есть отметки только о двух полетах ночью: 50 минут на И-16 и 1 час 30 минут на У-2, которые он совершил в 1940 г., но ни одного ночного вылета на МиГе. Однако 2 августа 1941 г. появился странный приказ командира полка: «Считать вылетевшим ночью на самолете МиГ-3 младшего лейтенанта Урвачева Г. Н. с 19.8.41» .

В ту же ночь из-за тумана на минуту раньше Георгия Урвачева в 5.44 «ввиду исхода горючего» в районе Ржева вне аэродрома совершил вынужденную посадку на «живот» и старший лейтенант Иван Лукин.

Вынужденные посадки Лукина и Урвачева были «разобраны с летным составом, изучены все посадочные площадки в районе Калинина, Сычевки на случай посадки при закрытии аэродрома туманом» . Так или иначе, но после этого фамилия Урвачева значилась почти в каждом ежемесячном приказе командира полка о том, что «за овладение ночными полетами, а также за ночные вылеты с выполнением боевых заданий уплатить 10 % надбавки за месяц и 10 % за каждый вылет ночью» . Он стал пилотом-ночником.

Ночные полеты, тем более на боевое применение, один из труднейших видов летной работы и требуют специальной, длительной подготовки, которую в 6-м корпусе имели менее 90 пилотов, из них лишь восемь – на истребителях новых типов. Когда начались ночные налеты на Москву, было приказано поднимать в воздух любого пилота ПВО, независимо от его подготовки, и те из них, кто потеряет ориентировку в ночном небе или не уверен в своей способности посадить ночью машину, могут покинуть ее с парашютом. Урвачев смеялся: «После этого приказа мы все сразу стали пилотами-ночниками».

Заместитель командира 6-го иак и начальник Западного сектора противовоздушной обороны Москвы, в состав которого входил 34-й иап, полковник П. М. Стефановский тоже вспоминал, как в напряженный момент налета немцев на столицу доложил командиру корпуса о том, что в полках имеется летный состав, не летавший ночью. Тот распорядился: «Выпускай немедленно в бой все готовые к вылету самолеты! <���…> Прикажи, кто не уверен в ночной посадке, тот после боя пусть покидает самолет на парашюте».

За первую неделю ночных налетов на Москву летчики 34-го полка шесть раз воспользовались парашютом в результате «потери ориентировки и по израсходованию горючего» , как указывалось в полковой книге учета летных происшествий. При этом отмечалось: «Летчик невредим. Самолет подлежит списанию» , а в графе «Решение вышестоящего командира и мероприятия»: «Разобрано с летно-техническим составом, и даны указания по ориентировке ночью» . Оставалось только выполнять эти указания.

Больше всего досталось младшему лейтенанту Василию Цымбалу. Правда, в ночь первого налета он не потерял ориентировку, нашел ближайший аэродром Раменское, но, заходя на посадку, забыл выпустить шасси и плюхнулся на «живот». Однако в последующем он «выступил по полной программе»: через четыре дня «по израсходованию горючего» покинул самолет с парашютом, а еще через день «потерял ориентировку» и сел с убранными шасси. Терпение командира лопнуло: «Отстранить от ночных полетов» .

Однако, наверное, такие небоевые потери самолетов в ПВО Москвы стали слишком высокими, и нарком обороны СССР И. В. Сталин потребовал рассматривать как дезертиров и предавать суду военного трибунала летчиков, совершивших посадки с убранными шасси или допустивших другие действия, выводящие материальную часть из строя, без уважительных причин. Поэтому все такие случаи подлежали тщательному расследованию.

В связи с этим Стефановский поначалу приказал «за недостаточную подготовку к ночным полетам, приведшую к покиданию дефицитной, дорогостоящей материальной части в воздухе» наказать домашним арестом на пять суток покинувших самолеты с парашютом капитанов Найденко и Куреша. А тем, кто сделал это дважды, старшему лейтенанту Шокуну и младшему лейтенанту Цымбалу, удвоил взыскание – десять суток каждому. Но почему-то забыл лейтенанта Василия Кореня, который ночью потерял ориентировку и тоже воспользовался парашютом.

Видимо, напряжение ночных боевых вылетов было причиной и других летных происшествий в начале августе. Так, из-за ошибок при посадке ночью командир эскадрильи Александров со второго захода задел другой самолет на стоянке, а командир звена Бубнов приземлился «с промазом» , попал в канаву и скапотировал. При рулении по аэродрому командир звена Букварев, вместо того чтобы убрать газ, ошибочно убрал шасси, и его самолет упал на «живот». Летчик Лукьянов «нарулил» на автомашину-стартер, адъютант эскадрильи Сельдяков въехал в маскировочную сеть, а старший лейтенант Лукин при посадке ударил «ногой» самолета по кузову автомашины, консолью по ее кабине и в другой раз, опять же при посадке, наскочил на препятствие.

Командир полка приказал командиру эскадрильи Шокуну произвести, как было предусмотрено приказом наркома обороны, тщательное расследование аварии Михаила Бубнова для передачи дела суду военного трибунала. Но после раследования чаша сия, то есть суд, Михаила Бубнова миновала.

Представляется, что Рыбкин и Стефановский, опытные боевые летчики и командиры, прекрасно понимали настоящие причины летных происшествий – отсутствие у летчиков необходимой подготовки к ночным полетам, а также связанные с этим психологические перегрузки. Поэтому, не доводя дело до трибунала, выносили им взыскания «для порядка» и оказания воспитательного воздействия с удержанием 50 % денежного содержания за каждый день ареста. Правда, Константина Букварева еще и понизили в должности.