Юлия Барановская - Все к лучшему

Когда я пришла впервые на стадион, то сидела в центральном секторе, там почти не было людей. Спустя 5 лет меня умоляли достать абонемент, мест не хватало.

Я очень любила бывать на играх. У нас было много фанатских традиций. Мы заезжали на стадион с какими-то старыми зенитовскими песнями, которые я помнила еще с детства, потому что у дедушки постоянно работало радио. Мы с подружками записали целый диск этих футбольных кричалок, и все время слушали их, пока ехали на матч, а их я старалась не пропускать. Ни зенитовских, ни сборных, ни «Арсенала» позже.

Помню, будучи беременной Артемом, уже месяце на седьмом, я смотрела игру, и Андрей феерил. Мне позвонил Паша, его агент, и закричал в трубку:

– Юлька, ты видишь, что наш творит? Ты где?

– На трибуне сижу.

– На какой трибуне?

– Где обычно.

– Так ливень проливной, еще снег с дождем.

– Ну и что, зато какой футбол красивый!

– Быстро ко мне под крышу! Ты же беременная!

Паша старался все время о нас заботиться.

Я и правда тогда насквозь промокла в огромном пуховике, который единственный налезал на живот. Радимов надо мной смеялся, что Масяня прикатилась, как мячик.

Я вспоминаю «Петровский» с такой теплотой! Мне кажется, там нет места, куда бы не ступила моя нога. Сначала я ходила одна, потом с Артемом в животе, потом с Артемом на руках. Он впервые попал на футбол совсем крохой, ему было месяцев 6, но не испугался этих криков, воплей, волн, эмоций, – всегда спокойно себя вел. Правда, его никогда особо и не интересовало, что происходило на поле. Позже, уже в Лондоне, я ходила и с Артемом, и с Янкой.

Еще перед моим приездом в Англию случилась смешная история. Мне оформляли визу, а Андрей уже был в Лондоне, и на стадион «Арсенала» пришел наш друг Боря. Билеты ему запросил Андрей, так что он сидел в специальной ложе. Первый матч, и Боря Генусов мне позвонил прямо со стадиона рассказать, что и как. Я его спрашиваю: «Боря, ты видишь жен, какие они там? Красивые? Как одеты?» Интересно же, наверняка все по-другому. Боря мне ответил: «Ты все равно будешь самая красивая, не переживай».

В любом случае, различается, конечно, не только культура «боления», но и внешний вид людей на стадионах. На «Петровский» лично я все время ходила нарядная, ведь для меня каждый матч был праздник, а как по-другому – любимый играет, как тут не разодеться?! И этим резко отличалась от всей остальной публики, тем более, что 90 % болельщиков на трибунах в те годы были мужчинами.

В Англии на стадионах все совсем по-другому, и публика на футбол ходит более разноплановая. Там футбол – это жизнь и столетние традиции, очень много семей, от дедов к внукам. Там на стадионе, так же как и в жизни есть представители, всех возрастов, социальных слоев, профессий и национальностей, а еще на футбол ходит много хорошо одетых и красивых женщин. Надеюсь, так скоро будет и у нас.

Приближалось время рождения нашего первенца, а у меня никак не опускался живот. Артем весил 4,5 килограмма, я была огромной, и живот, казалось, упирался мне в горло. Все органы сдавило так, что я не могла есть. Мой врач Любовь Ивановна вынесла вердикт – кесарево, сама бы я не смогла родить. Выбрали день – 7 декабря, чтобы Андрей был в городе на момент рождения сына – даже такое большое событие зависело от его графика игр. Но риск родить без него оставался, срок был поздний, воды могли отойти в любой момент. Андрей улетел в Турцию с командой, а я собрала вещи и поехала, на всякий случай в больницу. Сама за рулем. Подъехала к воротам, живот такой, что я даже дверь открываю с трудом, на меня смотрит охранник и говорит:

«Оооой, бедненькая, даже привезти тебя некому». Мне так обидно стало! Думаю: «Ну, почему так люди говорят, у меня просто муж-футболист, он улетел, он не может!» Да, спортсмен не принадлежит себе. Почти на любой работе можно взять больничный, отпуск, отгул, но не когда ты футболист. Наши друзья регулярно обижались, что мы их игнорируем в каких-то поездках, и не понимали, что у футболиста нет никаких вариантов выпросить недельку. И тут еще охранник туда же. Понятно, что он не знал, но я-то беременна, на эмоциях. Зашла в палату, реву, чтобы успокоиться включила телек и тут же попала на новости спорта Санкт-Петербурга и, естественно, большой сюжет о «Зените». Интервью мужа в аэропорту: «Андрей, вы улетаете, а ваша жена остается здесь, но она же вот-вот должна родить. Не страшно?». На что он, глядя в камеру, абсолютно спокойно говорит: «Вы знаете, лучше, если она родит без меня. Я приеду, а уже будет ребенок». Я тогда дико обиделась и еще больше разревелась – а сейчас понимаю, что ему было страшно, еще страшнее чем мне. Впрочем, судьба распорядилась по-другому. Папу мы с Артемом дождались.

Андрей вернулся, приехал ко мне в больницу ночевать, а утром меня забрали в операционную. Сделали эпидуральную анестезию – передо мной ширма, я ничего не чувствую, в руках икона, волнение дикое, и ты не видишь, естественно, что происходит, более того, ты не чувствуешь. Всю жизнь мне казалось, что позвоночник – это что-то священное и лезть туда точно не надо, тем более большой иголкой… В общем, страшно, а когда мне страшно, я задаю много вопросов, мне кажется, так я контролирую процесс. Я извела врачей своей болтовней. Устав от моего бесконечного «все нормально?», Любовь Ивановна в какой-то момент даже пошутила, что может мне еще вколоть анестезии, чтобы язык заморозило. Я, конечно, не унялась. И вдруг вижу из-за ширмы, что около лица Любови Ивановны появляется нога. «Интересно, – думаю. – Галлюцинации у меня, что ли, откуда там нога…» Тут до меня доходит, что это моя нога, но я ее не чувствую! Дикая паника! А вдруг это навсегда, а вдруг не отойдет, что там вообще происходит. Дышу, смотрю в потолок, сама вцепилась в икону, стараюсь отогнать плохие мысли, в этот момент мой взгляд выцепляет и фиксирует хирургическую лампу на потолке, а в отполированном хроме я вижу кровавое месиво. И это мой живот… Потом мне Любовь Ивановна сказала, что за десяток лет ее практики я единственная, кто умудрился это рассмотреть…

В общем, когда достали Артема, я уже была вне себя от страха. И тут крик и мне кладут его на грудь. Трудно описать, что я тогда чувствовала. Помню, что постоянно рыдала и без конца задавала один и тот же вопрос: «С ним все нормально? С ним все нормально? Сколько у него по шкале Апгар?» Это не просто баллы, а оценка состояния здоровья ребенка. Все ли у него хорошо, все ли у него пальцы на месте, видит ли, слышит ли. Я больше себя не интересовала, со мной можно было делать все что угодно – меня волновало только здоровье моего сына.

После операции ко мне пришел Андрей с деловым видом, страшно гордый, и рассказывал мне, что он вместе с медсестрами купал сына и научит и меня, когда мы вернемся домой. Это было так забавно и очень мило.