Виталий Станцо - То был мой театр

На окне решетка...

Естественно, совсем иные песни у Лизогуба. Одну из них, возможно, самую главную, автор характеризовал как "чёрный голос" Лизогуба, отговаривающий его от активных действий: мальчик с гитарой подходил близко-близко к решетке, за которой находился герой, и начинал будто бы про себя эту ритмически изломанную, мрачную, но в то же время красивую и активную песню. Я бы определил её как песню протеста, если бы не было так затаскано хорошее это словосочетание. Есть в ней, где-то в середине, такие слова:

Ах, наивные твои убежденья, -

Им в базарный день полушка - цена.

Бесполезно призывать к пробужденью

Не желающих очнуться от сна.

Не отыщешь от недуга лекарства,

Хоть христосуйся со всеми на Пасху,

Не проймешь народ ни лаской, ни таской,

Вековечный не порушишь закон:

Губернаторская власть хуже царской,

Губернаторская власть хуже царской,

Губернаторская власть хуже царской -

До царя далёко, до Бога высоко...

Совсем в иной тональности звучит другая песня Лизогуба, песня-притча, перекликающаяся с евангельской - той, где к Христу пришёл богатый юноша, желающий вступить в число его учеников. Христос готов принять его после того только, как тот раздаст своё богатство. Лизогуб сумел сделать подобное, отдав всё своё со¬ стояние революции... Он и несёт в спектакле идею социальной и христианской справедливости:

Пройти Господен строгий суд

Богатым нелегко -

Как не протиснется верблюд

В игольное ушко.

В святое наше братство

Дороги нет иной:

Раздай свое богатство

И вслед иди за мной...

А в песне для Тотлебена прямо звучит тема Пилата:

Ах, Понтий Пилат,

Ты помиловать рад.

Ах, Понтий Пилат,

Ты же миловать рад.

Но закон темнее леса:

Как узнать, что хочет Кесарь?

Даже силою мечей

Не осилить стукачей!

Такой вот "комментарий" к сцене с подписанным приговором.

А через весь спектакль в исполнении всё того же мальчика в чёрном - человека от театра - проходит по-городницки грустный вальсок с мелодией надежды:

Если иначе нельзя,

И грядут неизбежные битвы,

Дав путеводную нить

И врагов беспощадно разя,

Боже, не дай мне убить,

Избери меня лучше убитым,

Если иначе нельзя,

Если иначе нельзя...

Эта отстранённая, вроде бы, песня дала название спектаклю в целом, по-тагански острому, революционному, историческому и современному. Не знаю, как вы, а я улавливаю здесь прямую перекличку с зонгамн лучших брехтовскнх пьес...

Когда в Ленинградский молодёжный театр на смену Малыщицкому пришёл опасливый Ефим Падве, то первым из репертуара театра был исключён именно этот спектакль. Поводом для того, чтобы "уйти" Малыщицкого, были дела семейные: он женат на сестре оставшегося на Западе танцовщика Барышникова. Причина же традиционна: человек беспокойный и талантливый, понимающий, что не так идёт в нашем дому если не всё, то многое, и пусть косвенно, но несущий эту идею в массы, он не устраивал чиновно-бюрократическую касту как-бы-чего-не... Впрочем, я повторяюсь. Поводами, лишь поводами, позволяющими убрать острых и думающих режиссёров, были и любовные недоразумения В. Спесивцева, и незалитованные прогоны Ю.П.Любимова, и невинные в общем-то картинки "Химии и жизни"...

Последняя встреча с Малыщицким случилась в мае 1984 года, в дни работы Менделеевского съезда. С пятью сподвижниками, ушедшими из театра вместе с ним (Ведомский и Бороусов, естественно, в их числе) и двумя совсем юными актёрами, показал нам Малыщицкий в Доме моряка великолепную дважды пародию (пародию на сценическую стилизацию под лубок русских сказок и пародию на модные ныне ВИА) "Сказку о Шише московском". Час десять минут почти непрерывного хохота!

А живут (и работают) ребята трудно. Тем, кто остался, легче - и беспросветнее.

Интересно, сохранилась у нынешнего Ленинградского молодёжного театра родственная Таганке афиша - вертикаль с красным четырёхугольником и расходящимися внутри него буквами слова "ТЕАТР", образующими как бы театральные подмостки!?

Сцена из спектакля "Владимир Высоцкий".

О двух последних любимовских спектаклях надо рассказывать вместе. Хотя бы потому, что сценическая судьба у них общая: как и "Кузькин", оба они ни разу не были показаны на публике открыто, разрешенно. Ещё та у них общность, что в обоих спектаклях, поставленных Юрием Петровичем, в первоклассных актёрских ансамблях выделялся Николай Губенко - выделялся как актёр, редкостно умный и всё умеющий. Сценографическн оба спектакля были, как всегда нетривиально, решены Давидом Боровским. К этому, впрочем, опытный таганский зритель, а у меня есть основания причислять себя к их числу, привык. В остальном спектакли были разные, даже для разных сцен предназначенные: "Высоцкий" - для старой, "Годунов" - для новой.

Пушкинский "Борис Годунов" оказался под запретом - уму непостижимо! Обосновывали запрет правильными словами о бережном отношении к классике...

Любимов сделал спектакль не только о трагедии преступного царя, да и Пушкин не только и не столько об этом писал. Тема шире: человек и власть, именно она порождает и смутные времена, и безвременья. Оттого персонажи пушкинской трагедии в постановке Любимова были одеты в костюмы разных времён и народов. Но русское - преобладало. И стих русский звучал во весь голос:

... Достиг я высшей власти:

Шестой уж год я царствую спокойно.

Но счастья нет в моей душе. Не так ли

Мы смолоду влюбляемся и алчем

Утех любви, но только утолим

Сердечный глад мгновенным обладаньем,

Уж, охладев, скучаем и томимся?..

Пожалуй, больше всего боялся я в этом спектакле затяжных пушкинских монологов. И без того не по-тагански медленно развиваются события в трагедии. Ритмические перебивки есть, но они, если можно так выразиться, не в таганской тональности. Мелодия "Во поле береза стояла" естественно легла в симфонию Чайковского, но попробуйте представить ее у Баха...

Культура стиха, культура работы со словом вообще была в моем Театре достаточно высокой и в первые годы его бытия, к концу же она ещё выросла, и всё же стилистика пушкинского стиха в "Годунове" для таганских актёров стала ещё одним экзаменом на мастерство. Не все его выдержали. Но выдержал Губенко - исполнитель заглавной роли, выдержали Золотухин и Демидова в на редкость нетрадиционной сцепе у фонтана.