Владимир Трубецкой - Записки кирасира

Лишь добродушный «тетя Вотя» — «Хэпэ-э», несмотря на свой чин, продолжал занимать нас разговорами, выказывая при этом настоящий такт и воспитанность. За столом шел оживленный и громкий разговор. Усевшись на свои места, офицеры, видимо, совсем не стеснялись больше присутствия генерала.

Я с интересом прислушивался к разговорам и пытливо рассматривал всех присутствующих, желая скорее понять и уловить особенности и общий тон того совершенно незнакомого мне общества, в среду которого я со временем должен попасть.

В одном конце горячо говорили о достоинствах какой-то выгодной кобылы, только что купленной кем-то из корнетов. В другой — черноусый поручик говорил о летнем скаковом сезоне на коломяжском ипподроме и о предстоящих конно-спортивных состязаниях в Красном [27] С 90-х годов под Петербургом — в Царском селе, Коломягах и Красном селе — ежегодно проводились скачки. В Красном селе был чисто военный круг без тотализатора. Конный спорт кавалерии поощрялся, и для участия в скачках они даже освобождались от службы. Постоянным гостем на скачках в Красном была шеф полка Синих кирасир императрица Мария Федоровна (см. воспоминания Н. А. Петровского в кн. «Кирасиры Его Величества. Последние годы мирного времени», б. г.) . Дородный лысый ротмистр, видимо, командовавший эскадроном уже не первый год, повествовал своему соседу, моложавому штаб-ротмистру, о том, как и почему его эскадрон на смотрах стрельбы всегда проходит первым по полку. Разговоры эти были для меня совершенно новы и звучали чарующе.

Здесь за столом сильно чувствовался особый полковой замкнутый мирок общих вкусов, интересов, привычек, установившихся взглядов и взаимоотношений, а также своих особенных словечек и выражений [28] Еще П. Вяземский отмечал существование «гвардейского языка» в 1820-е годы (П. Вяземский. Старая записная книжка. Л., 1929. С. 110). Этот язык отличали не только профессиональная терминология и особенности корпоративного языка, отличавшего «своих» от «чужих», но и сознательное языковое творчество. Подробнее см.: Ю. М. Лотман, К функции устной речи в культурном быту пушкинской эпохи. — В кн.: Ученые записки ТГУ. Т. 481. Семиотика устной речи. Лингвистическая семантика и семиотика П. Тарту. 1979. С. 107–120. . У очень многих в разговоре чувствовалась совершенно одинаковая манерная небрежность, одинаковая аффектированность речи. На всех лежала как бы одинаковая печать полка, а именно — кирасирского полка. Впоследствии я наблюдал, что каждый полк имел свою совершенно особую печать — незримую, но крепко чувствуемую. Почти все были причесаны одинаково, с гладко зализанным и лощеным английским пробором. Почти все выглядели ловкими и гибкими. Кителя и рейтузы на всех были пригнаны удивительно ладно и изящно, свидетельствуя о высокой квалификации скроивших их портных.

Глядя на этих щеголеватых людей, которые теперь неуловимо подчеркивали свое превосходство надо мной, мне, молодому человеку, думалось лишь одно скорее, скорее, как можно скорее сделаться таким, как они, сделаться человеком… Ни у профессоров, ни у студентов, ни у лицеистов, ни у чиновников, ни даже у всех известных мне штатских губернаторов я не наблюдал такого достойного, самоуверенного вида. Я знал министров, знал сановников — и те выглядели куда скромнее, нежели эти люди, чуть ли не каждое движение которых сопровождалось дивным звоном шпор. И думалось мне: прекрасно быть человеком красиво одетым, человеком чести, человеком, всегда носящим оружие военным человеком — защитником родины.

С чувством большого удовлетворения покинул я Гатчину, с тем чтобы вернуться туда осенью уже для поступления в полк. Впрочем, оговариваюсь. Наш прием в полк даже только в качестве вольноопределяющихся зависел в конечном итоге от постановления Общего собрания господ офицеров полка. Об этом постановлении нас должны были уведомить особо. Без разбора в гвардию не принимали никого. Таков уж был обычай.

Помню, на обратном пути в Москву я остановился в Петербурге у дядюшки, князя Петра Николаевича Трубецкого, бывшего в то время членом Государственного Совета по выборам. Его старший сын Володя [29] П. Н. Трубецкой (1858–1911), сводный брат отца автора (от брака с Л. В. Орловой-Денисовой), известный деятель либерального движения начала века. Московский губернский предводитель дворянства (1898–1908), затем член Государственного совета. «Его старший сын Володя», о котором упоминает автор, — это последний владелец имения «Узкое» князь Владимир Петрович Трубецкой (1885–1954). Окончив юридический факультет Петербургского университета и пройдя службу в гвардии, работал в московском и херсонском земствах. После 1920 года в эмиграции. Один из основателей и первый предводитель Русского дворянского собрания в Париже. Принимал активное участие в создании Музея русского казачества и Русской консерватории в Париже. Умер в Нью-Йорке. отбывал тогда повинность в Лейб-гвардии Казачьем Его Величества полку [30] Полк ведет свою историю от сформированных в 1775 году в Москве для Конвоя Екатерины II Придворных казачьих команд: Донской и Чугуевской. В 1798 году был сформирован Лейб-гвардии Казачий полк. Квартировался в Петербурге. Входил в состав 1-й Гвардейской кавалерийской дивизии. . (Володя был приписан к Донскому казачьему войску, так как у дяди на Дону были именья). Он тогда как раз заканчивал офицерские экзамены экстерном при Николаевском кавалерийском училище [31] 9 мая 1823 года по инициативе великого князя Николая Павловича в Петербурге была основана Школа гвардейских подпрапорщиков для подготовки офицеров для гвардейской пехоты. Первое время школа помещалась в казармах Л.-гв. Измайловского полка, но в 1825 году она была переведена в бывший дворец графа Чернышева у Синего моста через Мойку. В 1826 году при школе был сформирован эскадрон юнкеров гвардейской кавалерии и все заведение получило наименование «Школа гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров». В 1839 году школа была переведена в новое здание, которое и занимала до 1917 года (на нынешнем Лермонтовском проспекте). В 1864 году она была преобразована в Николаевское кавалерийское училище. С 1832 по 1834 год в школе обучался М. Ю. Лермонтов, который согласно училищным преданиям считался основателем многих традиций, в частности «цука», и автором куплетов «Звериады» Николаевского кавалерийского училища. При училище в 1883 году был открыт богатый «Леромнтовский музей», а в 1913 году перед зданием училища заложен памятник поэту по проекту Б. Микешина. . Такие экзамены со временем предстояли и мне. По словам двоюродного брата, окончившего университет, экзамены эти были далеко не шуточными. Программа была очень объемистой. Нужно было сразу сдавать двухгодичный курс по множеству специальных предметов. На вольноперов в училище смотрели косо и резали их почем зря. Требовалась серьезная подготовка, которая очень затруднялась из-за службы в полку, отнимавшей много времени и сил. Таких вольноперов, в большинстве из богатых дворянских фамилий, желавших стать офицерами, готовили к экзаменам некоторые наспециализировавшиеся на этом деле офицеры, взимавшие со своих учеников немало денег. Особенно славился уменьем подготавливать к экзаменам некий капитан Басевич. Готовил он «с ручательством», но брал бешеные деньги — до тысячи рублей с каждого. Впрочем, можно с ним было торговаться. Володя обещал устроить меня именно к нему. Дело осложнялось еще тем, что сдать экзамены кое-как мне было нельзя. В училище была принята так называемая 12-ти балльная система, и в гвардию можно было выйти офицером только получив в среднем не ниже 9 баллов. Получившие на экзаменах средний балл ниже 9, могли выйти только в армию. Отметка же ниже 6 по любому какому-нибудь предмету считалась неудовлетворительной, получивший 5 баллов — проваливался. Помню, это обстоятельство тогда не на шутку встревожило меня, так как в гимназии я учился плохо, а в университете и подавно. На этот раз, однако, я проявил благоразумие и по приезде в Москву тотчас же накупил военных учебников по разным дисциплинам, а оставшееся лето подучивал самые трудные из них, как то: артиллерию, тактику, фортификацию и топографию. Без учителя это было довольно трудно. Тем не менее такая заблаговременная подготовка впоследствии мне очень пригодилась.