Леонид Млечин - Крупская

В журнале «Красная молодежь» в 1924 году она перечислила задачи советского студента: учиться марксизму и ленинизму, дополнить пролетарское происхождение усвоением пролетарской идеологии и, вооружившись идеологией, преобразовать жизнь.

В 1919 году была создана Социалистическая академия народного образования, на следующий год ее переименовали в Академию социального воспитания, а в 1924-м в Академию коммунистического воспитания им. Н. К. Крупской. Хотели сделать приятное вдове вождя. В академии готовили руководящие кадры народного образования. Проректором стала Людмила Рудольфовна Менжинская, сестра видного чекиста и давняя знакомая Крупской. Иногда, обращаясь к брату, она помогала выручать арестованных; в 1920-е годы с помощью влиятельных людей еще можно было кого-то спасти. В 1936 году академию преобразовали в Коммунистический педагогический институт им. Н. К. Крупской — он просуществовал до войны.

После смерти Ленина Варвара Арманд часто навещала Крупскую: «Мы с ней просматривали периодические журналы и вырезали все фотографии Владимира Ильича, потом подбирали их и клеили в маленькие книжечки-альбомчики разного размера. Они были у нее на виду, и она постоянно их просматривала. Чтобы не оставаться наедине с непоправимым горем, она с головой ушла в партийные дела и работу в Наркомпросе».

В конце августа 1924 года Надежда Константиновна поехала в Кисловодск — вместе с плохо себя чувствовавшей Марией Ильиничной. Писала оттуда: «Тут избыток знакомых и очень толкотливо. Режим не налаживается, и я уже впала в какую-то тупую тоску. Если бы не компания, которую расстраивать не хочется, я бы немедля повернула лыжи обратно… Начала я тут заниматься, но всё из рук валится».

Практически сразу же после смерти Владимира Ильича Крупская оказалась вовлечена в острую борьбу за власть. 31 января 1924 года пленум ЦК призвал членов партии «изжить создавшееся обострение и укрепить полное единство рядов». Но внутрипартийные баталии продолжались. Столкнулись правящая группа во главе со Сталиным и оппозиция, лидером которой оказался Троцкий.

В партии шли тогда еще открытые и гласные дискуссии. «Партию лихорадило, она не спала, — вспоминал Григорий Зиновьев. — Дискуссии продолжались целыми ночами. Партия была взбудоражена, как улей».

Целые партийные организации — Московская, Пензенская, Одесская, Киевская, Самарская, Челябинская — принимали резолюции в пользу оппозиции. На стороне Троцкого оказалась учащаяся молодежь, студенты, преподаватели, ученые, то есть образованная и интеллигентная часть партии. Она жаждала полнокровной политической, духовной и интеллектуальной жизни, борьбы различных мнений, Троцкий импонировал своей критикой уже успевшей опостылеть партийной бюрократии.

В ответ Сталин принял решение провести «орабочивание» партии — принять в РКП(б) за год не менее ста тысяч рабочих «от станка». А «непролетарские элементы» не принимать вовсе! К XIII съезду по разнарядке из Центра партбилеты получили почти 200 тысяч рабочих, которые об этом не просили.

«Впервые партия к своему очередному съезду более чем на половину состояла из кандидатов, — пишет историк Валентина Петровна Вилкова. — По предложению Сталина апрельский пленум ЦК предоставил всем кандидатам право решающего голоса при выборах делегатов на съезд. Это было грубейшее нарушение устава партии, однако оно давало сталинской группе возможность целенаправленно формировать такой делегатский состав съезда, которым легче было манипулировать…»

Партия менялась. Люди получали партбилеты просто потому, что это давало шанс в жизни. На пленуме Центральной контрольной комиссии в 1926 году Емельян Ярославский докладывал: в деревенских ячейках 23,4 процента партийцев не имели никакого представления о партии; 27,7 процента имели «смутное» представление…

«В результате массовых наборов 1924–1927 годов партия заполнилась в основном маргинальными элементами», подчеркивает историк Оксана Степановна Березкина. Это порождало «внутренний дискомфорт, неуверенность в себе, поиски твердой опоры, стремление к защищенности». Безработица, тяжелое материальное положение, «приниженность и забитость» рождали страх и «слепое подчинение начальству».

Молодые карьеристы в кожанках жаждали власти и комфортной жизни и славили того, кто им всё это обещал. Жизнь советских чиновников с каждым днем всё больше отличалась от жизни народа. Потребности аппарата росли на глазах.

Второго января 1920 года Корней Чуковский побывал в Смольном у одного из начальников: «У его дверей сидит барышня-секретарша, типичная комиссариатская тварь: тупая, самомнительная, но под стать принципалу: с тем же тяготением к барству, шику, high life’ у. Ногти у нее лощеные, на столе цветы, шубка с мягким ласковым большим воротником, и говорит она так:

— Представьте, какой ужас, — моя портниха…

Словом, еще два года — и эти пролетарии сами попросят — ресторанов, кокоток, поваров, Монте-Карло, биржу и пр., и пр., и пр.».

Корней Иванович Чуковский не ошибся в своих прогнозах.

Молодые члены партии стремительно продвигались по карьерной лестнице. Принцип «кто был ничем, тот станет всем» реализовывался на практике. Выходцы из низов становились большими начальниками.

«Партия для таких людей, — считает Оксана Березкина, — была своего рода религиозным орденом, требующим беззаветного служения и полного подчинения. В обмен партия давала ощущение твердой опоры, цели и смысла жизни… Аппарат делал безошибочную ставку на рабочих (в большинстве своем вчерашних крестьян)».

ЦК бесконечно тасовал кадры. Ответственный работник оставался на одной и той же должности не больше года. Как выразился один из старых большевиков: в ЦК работают «прямо-таки маньяки перебрасывания». Это был надежный метод борьбы с оппозицией. Делегаты партийного съезда в кулуарах оправдывали свое голосование против оппозиции страхом «попасть в Мурманск или Туркестан». Поддержка линии Сталина была необходимым условием продвижения по службе.

На местах образовали так называемые проверочные комиссии («провкомиссии») из «наиболее авторитетных» рабочих. Они безжалостно и фанатично исполняли указание Центральной контрольной комиссии — очистить партию.

«На поверхность общественной жизни, — отмечает Валентина Вилкова, — выплеснулись худшие черты тогдашнего, далеко “не чистенького”, рабочего класса. Стали культивироваться доносительство, подсиживание. Судя по документам, можно предположить, что проверочные комиссии получили негласное указание исключать из партии интеллигенцию».

Член ЦК Христиан Георгиевич Раковский, сторонник Троцкого, писал: «…в низах против оппозиции пускались главным образом аргументы неудержимой демагогии… не стеснялись выезжать и на антисемитизме, и на ксенофобии, и на ненависти к интеллигенции и т. д.».