Лев Лурье - Лаврентий Берия. Кровавый прагматик

В Москве были арестованы майор госбезопасности Вардо Максимелишвили и ее муж, сотрудник центрального аппарата МГБ СССР Давид Матарадзе. «С Вардо Максимелишвили, – показывал Лаврентий Берия на допросе в 1953 году, – я сожительствовал еще до ее замужества, имел от нее ребенка, который был сдан в детский дом, но после ее замужества я с ней связь прервал».

Среди других арестованных – бывший секретарь Берии, сотрудник МИД СССР Илья Тавадзе, и один из ближайших сотрудников Лаврентия Павловича Петр Шария, фактический автор книги Берии «К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье». В то время он был профессором Тбилисского университета. По словам Берии, «Сталин систематически звонил в Тбилиси и требовал отчета о ходе следствия, активизации следственных мероприятий».

К делу подключили следователей-«колольщиков» из Москвы, их курировал первый заместитель министра госбезопасности СССР Сергей Огольцов. Во главе следственной бригады – заместитель начальника следственной части по особо важным делам Виктор Цепков, бывший заместитель министра госбезопасности Украины.

Как сказано в постановлении ЦК КПСС о реабилитации мегрельцев от 1953 года, «…арестованных избивали, надевали на них наручники, подвергали длительному лишению сна и другим средствам принуждения, строго запрещенным советскими законами, требуя от них „признаний“ в шпионско-подрывной работе. При этом следователи провокационно заявляли арестованным, что подобные приемы и методы следствия применяются по прямому заданию ЦК ВКП(б)».

О методах дознания мы можем также узнать из дела самого Рухадзе, которого, по иронии судьбы, позже арестовали как бериевца. В обвинительном заключении говорилось:

Арестованных по делу так называемой мингрело-националистической группы, которое возникло по инициативе Рухадзе, изнуряли путем систематических и продолжительных ночных допросов. Некоторых арестованных по этому делу на допросах избивали и помещали на длительный срок в карцер.

Надо сказать, что большинство заключенных, в том числе Авксентий Рапава, вели себя исключительно мужественно и нужных следствию показаний не дали. Возможно, этим объясняется необычно затянувшееся следствие, продолжавшееся около двух лет. Вплоть до смерти Сталина обвинительное заключение так и не было составлено.

Одновременно с мегрельским делом Николай Рухадзе проводил и другую линию борьбы с Лаврентием Берией. В доме матери Берии в Тбилиси было установлено подслушивающее оборудование. МГБ Грузии разрабатывало операцию по похищению в Париже бывшего министра иностранных дел меньшевистской Грузии Евгения Гегечкори, родного дяди Нины Теймуразовны Берия.

Забавные подробности о бурной деятельности Николая Рухадзе содержатся в воспоминаниях Павла Судоплатова:

Я должен был оценить возможности местной грузинской разведслужбы и помочь им подготовить похищение лидеров грузинских меньшевиков в Париже, родственников жены Берии, Нины Гегечкори. Докладывать я должен был лично Игнатьеву. Мне сообщили, что инициатива по проведению этой операции исходила из Тбилиси, от генерала Рухадзе, и Сталин лично ее одобрил. Рухадзе настаивал на том, чтобы грузинские агенты взяли эту операцию на себя. С этой идеей он прибыл в Москву и пошел на прием к Игнатьеву. Отправляясь обратно в Тбилиси, он пригласил меня лететь вместе с ним. Я предпочел поехать поездом.

То, что я увидел в Тбилиси, меня глубоко потрясло. Единственный способный агент с хорошими связями во Франции, Гигелия, сидел в тюрьме по обвинению в шпионаже и мегрельском национализме. Агентам Рухадзе нельзя было доверять; они даже отказались говорить со мной по-русски. Заместитель Рухадзе, планировавший поехать в Париж, никогда не был за границей. Он был уверен, что если привезет грузинским эмигрантам шашлык и корзину грузинского вина, устроит пирушку в самом знаменитом ресторане Парижа, то завоюет их расположение. Предлагали также послать в Париж делегацию деятелей культуры, но все понимали, что эти грандиозные планы маскируют желание Рухадзе отправить в Париж свою жену. Она была скромной женщиной и хорошей певицей, но могла представлять в делегации только Тбилисскую консерваторию. О планах мужа она не имела ни малейшего понятия.

Группа следователей из Москвы, занимавшаяся делом мегрелов, между тем радостно сообщила Рухадзе, что они уже почти установили связь между семьей Берии и арестованными националистами. Любительский авантюризм Рухадзе испугал меня, и я поспешил вернуться в Москву, чтобы доложить обо всем Игнатьеву. Он и его первый заместитель Огольцов внимательно выслушали меня, но заметили, что судить об этом деле надо не нам, а «инстанции», так как Рухадзе лично переписывается со Сталиным на грузинском языке.

27 марта 1952 года Политбюро утвердило постановление «Положение дел в компартии Грузии». В нем указывалось:

«Дело с исправлением ошибок и недостатков в работе ЦК КП(б) Грузии идет медленно, со скрипом, неудовлетворительно, и в партийных организациях и среди беспартийных людей Грузии имеет место недовольство медлительностью в действиях ЦК КП(б) Грузии по борьбе за ликвидацию последствий вражеской деятельности группы Барамии… В ходе следствия выяснилось, что… группа… намеревалась захватить власть в Компартии Грузии и подготовить ликвидацию Советской власти в Грузии.»

Со свойственным ему коварством Сталин поручил провести пленум компартии Грузии, посвященный мегрельскому делу и кадровым чисткам, самому Лаврентию Берии. Вспомним, как Жданов в 1946-м вынужден был публично критиковать выпестованную им ленинградскую партийную организацию. Решение послать Берию в Тбилиси могло быть испытанием его верности, но могло стать частью задуманной комбинации по его уничтожению. Так или иначе, Лаврентий Павлович вынужден был рассказывать подчиненным о мегрельских националистах и их связях с иностранными разведками, которые сплошь были его собственными назначенцами. На пленуме Кандид Чарквиани был официально отправлен в отставку, на его место рекомендован недоброжелатель Берии Алексей Мгеладзе, первый секретарь Кутаисского обкома.

После пленума Сталин берет некоторую паузу. Видимо, судьба Берии еще не была решена окончательно. Это было в характере вождя. Вспомним сложную игру, которую Сталин вел с маршалом Жуковым, или то, как он обвинил Микояна и Молотова в шпионаже, оставив их на свободе. Кроме того, неуемная активность Николая Рухадзе начала вызывать беспокойство Сталина. Упивавшийся своим неожиданно приобретенным могуществом, Рухадзе сам, по-видимому, мечтал стать руководителем Грузии и был сильно разочарован итогами пленума. Он начал собирать компромат и выбивать показания на нового первого секретаря, протеже Сталина. Преувеличивая свою личную близость к генсеку, Рухадзе послал протоколы допросов непосредственно Сталину.