Лев Лурье - Лаврентий Берия. Кровавый прагматик

Из показаний в 1954 году Тамары Наскидашвили, невестки Буду Мдивани, известно, что с августа 1936 года Буду находился под домашним арестом. Выходит, что следствие над бывшим заместителем председателя Совнаркома Грузии началось параллельно с первым большим московским процессом. 16 сентября Бюро ЦК Компартии Грузии во главе с Л. Берией постановило Б. Мдивани и М. Торошелидзе исключить из состава Бюро и снять с занимаемых должностей. Через месяц, 17 октября, Б. Мдивани изменили меру пресечения и этапировали в тюрьму НКВД в Тбилиси. Через десять дней арестовали сына Мдивани Георгия, работавшего заместителем председателя «Ското-импорта» Грузии. Тогда же были арестованы супруга Мдивани, еще трое его сыновей и дочь.

Тамара Наскидашвили объяснила арест своего тестя так:

Находился с Л. П. Берией в резко натянутых отношениях, в последнее время принявших явно враждебную форму взаимоотношений, что выражалось со стороны Мдивани Б. Г. в неоднократных докладах и обращениях на имя Вождя и Серго Орджоникидзе, вскрывающих преступное лицо Л. П. Берии.

Одновременно взяли под стражу и ректора Тбилисского университета Малакия Торошелидзе. Его жена на следствии 1954 года показывала:

9 сентября 1936 года враг народа Берия вызывает его (Торошелидзе) и сообщает, что он попал под подозрение. Ввиду того, что мы всегда замечали с мужем внешнее тщательное скрываемое неприязненное и недоверчивое отношение со стороны Берии, вызванное, как мне тогда же казалось, непосредственным общением и близостью Торошелидзе с Иосифом Виссарионовичем, а также явным признанием со стороны партии за Торошелидзе большего авторитета в теоретических вопросах, чем за самим Берией, я предложила мужу сообщить положение дел в Москву. Муж ответил, что все выяснится, партия его знает и не поверит никакой клевете о нем.

Тогда я решила действовать самостоятельно. Я написала письмо моему другу детства и близкому родственнику Серго Орджоникидзе. Получила следующий ответ: «Не волнуйся насчет Торошелидзе, ибо все это выдуманная брехня. Его дело перенесется в Москву, где партия и правительство во всем разберутся. Что же касается тебя, то это еще посмотрим. Мне кажется, он тебя и пальцем не тронет». Он имел в виду Берию, который на заседании сказал следующее: «А жене тоже мы дадим в зубы». На другой день утром звонит председатель партколлегии и сообщает мужу, что принято постановление отобрать у него партбилет.

Уже на VI пленуме ЦК Компартии Грузии в ноябре 1936 года Берия, ссылаясь на показания арестованного известного коммуниста Семена Чихладзе, в своем выступлении доложил о раскрытии обширной троцкистской организации, руководимой Буду Мдивани, Малакией Торошелидзе и Михаилом Окуджавой.

Малакия Торошелидзе

Михаил Окуджава (слева)

По всей видимости, грузинский процесс должен был пройти параллельно со вторым московским процессом Пятакова – Радека в Москве. Проблема заключалась в том, что подготовка открытого политического процесса над невиновными людьми – весьма тонкое дело. Подсудимые должны предстать перед международной общественностью свежими, бодрыми, непокалеченными, бойко и правильно отвечать на вопросы обвинения. Такого не добиться исключительно пытками. Тут нужны и уговоры, и шантаж судьбой близких, и обличающие показания близких людей, и товарищеские беседы с первыми лицами, включая Сталина, призывы к выполнению долга большевика перед партией. Некоторых подсудимых, которые уже неоднократно каялись в своем прошлом участии в оппозиции, удавалось убедить совершить жертвенный подвиг ради родной коммунистической партии и великой социалистической Родины. В результате, например, Зиновьев, Каменев, Радек перевыполнили план, обвиняя себя и своих товарищей еще ярче и убедительнее, чем сам прокурор.

И все-таки эта задача очень рискованная. Оказавшись один на один с непредвзятыми свидетелями, подсудимый может неожиданно «предать», рассказать правду, отказаться от своих показаний. Даже в Москве было несколько очевидных проколов. По крайней мере троим подсудимым удалось дать понять, что на самом деле происходит. Так смогли сделать Николай Крестинский, Николай Бухарин и Генрих Ягода… Как мы понимаем из сохранившихся документов, которые нам показали в грузинском архиве МВД, шедший на процесс главным обвиняемым Буду Мдивани оказался твердым орешком.

Богдан Кобулов докладывал Сергею Гоглидзе из внутреннего изолятора НКВД Грузии:

Сегодня 19.12.1936 Буду Мдивани, вызванный мною на допрос, со слезами на глазах стал спрашивать меня: «Где моя жена, где мои сыновья, живы ли они?» На мой утвердительный ответ он заявил: «Мне показалось, что по тюрьме пронесли гроб с телом моей жены».

Мдивани злобно заявил мне: «У вас ничего нет на меня конкретного, вы хотите оправдать перед кем следует мой арест и добиваетесь, чтобы вы составили протокол о не совершенных мною преступлениях и я подписал слепо. У вас такие случаи практикуются. Я знаю со слов Сталина, что вы фабрикуете обвинения. Так было сделано в Москве с Пугачевым, который после вмешательства Ворошилова был оправдан. То же будет и со мной. Вы покраснеете за то, что держите меня невиновного в таких условиях. Хотел писать т. Берии, но не знаю, здесь ли он. Препровождаю письмо на имя т. Сталина».

В письме от 17 декабря 1936 года Буду Мдивани признавал, что «невоздержанный язык, вспыльчивость, раздражительность и слабость характера» повредили ему во многом. Он напомнил Сталину об их почти сорокалетнем знакомстве и недавнем высказывании вождя – дружественном и, конечно, лукавом:

Я никогда не забывал высокой оценки, данной в присутствии ответственных товарищей в Москве (на даче) в моей искренности и честности. В этой оценке я черпал много сил и старался изо всех сил оправдывать ее. Чиста моя совесть и теперь. Беспредельна преданность и любовь моя к партии и руководству, которое я хорошо знаю много десятков лет. Мой прежний троцкизм объясняется непониманием и ошибкою. Не враг я партии. Я слишком высоко ценю доверие, которым я пользовался. Могу ли я поменять его на величайшую гнусность троцкистских убийц?!

Конечно, у сотрудников НКВД имелся богатый опыт проведения допросов с пристрастием. Но до первой половины 1937 года массовые жестокие избиения с разрешения начальства еще не практиковались. Возможно, этим можно объяснить многомесячную стойкость, проявленную самым старым из обвиняемых Буду Мдивани. Впрочем, грузинские чекисты придумали весьма изощренные способы добиваться показаний, не оставляя следов на теле заключенных. Одним из их ноу-хау были так называемые горячие и холодные камеры.