Лев Лурье - Лаврентий Берия. Кровавый прагматик

Из показаний следователя Константина Савицкого от 18 августа 1953 года:

Холодный карцер в НКВД Грузии был. Арестованного вталкивали в камеру, которая не отапливалась, окна ее были открыты, на пол подсыпался снег, арестованный в камере не мог ни сидеть, ни лежать. Иногда арестованных помещали в камеру в брюках и рубашке, не исключено, что их раздевали догола и нагими вталкивали в камеру. Эта камера была организована приблизительно в марте 1937 г. по личному указанию Берии, который лично инструктировал Кобулова Богдана и Гоглидзе, как ее надо сделать. Берия говорил: «Поменьше церемоньтесь с арестованными, создайте специальный холодный карцер, насыпьте туда снега, откройте форточку, посадите арестованного и пусть проветрится».

Показания Тамары Сергеевны Тестовой, фельдшера больницы НКВД, от 8 июня 1954 года:

Для истязания арестованных, получения от них так называемых «признательных показаний», во внутренней тюрьме были созданы горячая и холодная камеры. Холодная камера находилась на нижнем этаже. Арестованного голого помещали в эту камеру, на пол набрасывали снегу, и он там находился до тех пор, пока не начинал давать признательных показаний. Камера, как мне кажется, функционировала только в зимнее время. Горячая камера представляла герметически закрытую комнату, кругом по стенам проходили трубы с горячим паром. Арестованного в одежде вталкивали в эту камеру и дверь закрывали. Я помню, что ко мне привели для оказания помощи находившегося в этой камере Буду Мдивани. Он был в полуобморочном состоянии, пульс у него был чрезвычайно слабый. Я вынуждена была с целью поддерживания сердечной деятельности сделать Буду Мдивани укол. Он мне не жаловался, ни о чем со мной не говорил.

Бывший надзиратель Ткачев показывал:

В холодной камере несколько суток содержался старик Буду Мдивани.

Евтихий Сурмаев, бывший надзиратель внутренней тюрьмы НКВД, в 1954 году рассказал на следствии:

В шестиметровых камерах держалось по двенадцать-тринадцать человек заключенных, которые не могли там не только лежать, но и сидя размещались с трудом. Если учесть жару, которая бывает в Тбилиси летом, совершенно ясно, что сколько-нибудь длительное пребывание в такой камере превращалось в пытку. Я помню, что в горячей камере несколько дней находился арестованный Байндуров, работавший, кажется, на железнодорожном транспорте. Его через день-два вызывали на допросы, откуда он возвращался избитым и опять помещался в горячую камеру. Надо заметить, что в этой камере Байндуров содержался абсолютно голым. Байндуров не выдержал этих пыток и в горячей камере скончался. Я сам лично видел его труп в горячей камере. Я хорошо помню, что Байндуров еще до смерти, по-видимому, стесняясь наготы, старался прикрывать руками половые органы. В таком положении он и умер… В горячей камере по нескольку дней находились также арестованные Торошелидзе Малакия и Буду Мдивани. Из числа арестованных, содержавшихся в холодной камере, я помню названного выше Торошелидзе, который в тюрьме сидел долго и побывал как в горячей камере, так и в холодной.

Один из сумевших выжить узников Метехской тюрьмы, подпись которого в архиве КГБ Грузии нам, к сожалению, разобрать не удалось, показал на следствии в 1954 году:

В феврале месяце 1937 года в мою камеру завели Михаила Окуджаву, который был в одном нижнем белье и в носках. Вид у Окуджавы был мертвенно бледный, он весь дрожал, была отнята способность устной речи. Окуджава Михаил сказал: «48 часов меня содержали в холодной камере. Когда завели, сразу меня раздели, сняли обувь и в одном нижнем белье и носках оставили. Причем облили цементный пол водой. Все это делается для того, чтобы я дал признания, что я совместно с Буду Мдивани, профессором Элиавой, Малакией Торошелидзе якобы вел подрывную работу, одновременно состоя в контрреволюционном паритетном центре, который ставит целью свержение советской власти в Грузии. Я дал признание, но знаю, они этим не ограничатся, и знаю, они потребуют назвать людей».

При всем старании и изуверстве следователей получить надежные показания подследственных им не удавалось. Оставался риск, что на открытом судебном процессе они начнут рассказывать правду.

Все тот же узник Грузинского НКВД показывал на следствии:

В мае или июне месяце 1937 года в камеру, где находился я, завели Кавтарадзе Сергея. Кавтарадзе сказал мне: «Меня доставили из Москвы. В Москве в присутствии наркома НКВД Ежова состоялась у меня очная ставка с Буду Мдивани, который на очной ставке показал, что в последние годы в Грузии был создан как подпольный КР троцкистский центр, так и паритетный комитет от разных антисоветских партий. Я отверг эти показания Буду Мдивани. И последний после раздумья в присутствии Ежова сказал: „Мои показания на Кавтарадзе ложные и не соответствуют действительности. Я Кавтарадзе оговорил“».

Стало окончательно ясно, что открытый процесс провести не получится. А беречь узников незачем. С подследственными перестали церемониться и перешли к зверским избиениям.

Из показаний узника Метехской тюрьмы:

В мае месяце я вновь встретился с Окуджавой Михаилом. Я его еле-еле узнал. От систематических избиений он был превращен в скелет, на котором была одна натянувшаяся кожа. Он сказал мне: «Молю Бога, чтобы поскорее наступила смерть, чтобы не повторялись вновь эти расправы. Любое требование следователя я выполняю. Я даже до того дошел, что в протоколе допроса оставляю им свободное место с просьбой, коли вспомнят что-либо, сами записали. Глупо поступают те, которые мучают себя из-за этих показаний. Следствие делает свое дело. Этими расправами они всегда получают желаемые признания. В таком случае зачем мучить себя? Глупо».

В случае, если избиения и пытки не помогали, начинали пытать родственников подследственных на их глазах. Именно так удалось добиться признательных показаний Буду Мдивани.

Показывает Евтихий Сурмаев, диспетчер гаража Комитета госбезопасности, в 1936–1941 годах надзиратель внутренней тюрьмы НКВД:

В ряде случаев подследственных на допросах убивали насмерть. Я помню, например, что на допросе был убит арестованный Кикиберия. Я сам относил его труп из кабинета. Убил Кикиберия один из братьев Айвазовых. Жестоким пыткам на допросах подвергались арестованные Мамия Орахелашвили, Шалва Элиава, Карвелишвили и сын Буду Мдивани, юноша 23–24 лет. Особенно запомнился мне случай, когда мы относили в камеру на руках сына Мдивани, который от побоев сам не мог идти. Когда мы его несли, он плакал и говорил, что его мучают зря, что, если арестован его отец, это не значит, что должен быть убит и его сын.

Внучка Буду Мдивани Сьюзи Мдивани рассказала нам в Тбилиси: