Ян Веннер - Великие интервью журнала Rolling Stone за 40 лет

Шэрон Стоун расплакалась?

– Честно говоря, Говард Стерн довел ее до слез в оранжерее – не я. Такое ребячество.

Жизнь в NBS стала особенно несносной перед каникулами…

– В тот последний день казалось просто, что небеса разверзлись. Все эти трения – они почти не имели отношения ко мне. Даже если бы Джонни все еще вел The Tonight Show, я бы оказал себе медвежью услугу, если бы не использовал другие возможности после десяти-одиннадцати лет на одном месте. Драматизм всему придала ситуация с The Tonight Show и мое мнимое сокрушение. Но я расстроился, потому что не получил шоу. Мне бы очень хотелось попытаться продолжить дело Карсона.

Если бы вы шли напролом, как вы думаете, могло бы все обернуться иначе?

– Ну, что касается The Tonight Show, когда его еще вел Джонни, меня бы покоробило, если бы он подумал, что я под него копаю. То есть Карсон все еще был в силе – и кто я такой, чтобы подкрасться и сказать: «Ой, между прочим, Джонни, когда ты уйдешь – а мы не говорим, что ты скоро уйдешь, понимаешь, – давай застолбим для меня это место»? У кого бы хватило на это наглости? Поэтому единственное, что я делал, – это неизменно отвечал, если мне задавали вопрос: «Да, мне хотелось бы, чтобы меня имели в виду». Мне было неудобно говорить что-то еще. Потому что по сути мне хотелось бы сказать вот что: «Джон, часы тикают, пора уходить».

И среди всего этого вы поговорили с Джеем?

– Теперь я говорю с Джеем с той же регулярностью, с какой я всегда говорю с Джеем. А это не часто. В этом нет никакой личной злой воли. Если бы я почувствовал, что у меня отбирают то, что принадлежит мне по праву, если бы мне казалось, что меня обманывают или пудрят мне мозги, вот тогда могла бы быть злая воля. Я не из тех людей, которым хочется увидеть, как кто-то проваливается на телевидении. Что бы ни ждало меня в будущем, я в довольно хорошей форме. Я не расстраиваюсь из-за NBС, не расстраиваюсь из-за Джея. Думается, если на то пошло, Буш расстроится из-за Клинтона, потому что у Джорджа нет работы, а у Билла есть. Ну и что? Кто из нас не разочаровывался? Но для меня расстроиться из-за Джея означало бы предположить, что он как-то ужасно оскорбил меня тем, что стал ведущим шоу «Сегодня вечером». И думаю, вы могли бы долго присматриваться, и все равно не усмотрели бы свидетельств этого.

Ваши отношения с ним имеют иронический оттенок, поскольку для вас он в первых рядах тех, кто пробуждает в вас комика.

– О, бесспорно. Таким он, вероятно, был и для целой группы других ребят, идущих за мной следом. Он был лучший – и есть – среди профессиональных комиков.

С другой стороны, он то и дело повторял, что не был бы тем, кем стал, если бы вы не предоставили ему шанс в шоу Late Night.

– Ну, он благодарен, потому что делал так же много для нас, как и мы для него, – может быть, и больше. Он мог бы сделать для себя то, что делал здесь, в другом шоу. Но для нас, как я уже сказал, найти постоянного гостя, который мог бы выступить, действительно мог участвовать, Господи – это были деньги в банке.

Однажды вы начали ваш монолог словами: «Я чувствую себя, как миллион баксов!» Так как же себя чувствует миллион баксов?

– Сногсшибательно. Вообще-то меня просто веселит эта фраза.

Вы все еще говорите, что чувствуете себя, как миллион баксов во всем этом?

– Нет, нет. Меня смущает такое внимание.

Так в какую сумму долларов вы оцените то, как вы теперь себя чувствуете?

– Я чувствую себя, как миллион баксов.

Вам всегда хотелось работать в индустрии развлечений?

– Я не мог дождаться, когда вырасту и перееду в Калифорнию. Мне хотелось быть там, где снимаются фильмы, в той земле, где светит солнце, где клевые девчонки, и сёрфборды, кабриолеты, и зеленые газоны, и красивые дома. На следующий день после окончания средней школы я переехал в Лос-Анджелес.

Вас это захватило, как мальчишку?

– Помню, как я впервые пришел в концертный зал «Радио-Сити». Я вышел купить шоколадные сигареты, и, когда вернулся в театр и открыл большие двери, как раз закончился номер группы Rockettes, и я шел по проходу, а люди бурно аплодировали. И я представил себе, что иду получать статуэтку «Грэмми». Отчетливо это помню.

А вас интересовал бизнес в индустрии развлечений?

– Я обычно читал все, что мне попадалось о бизнесе развлечений. Когда мне было девять лет, я знал все, что содержалось в колонке Гедды Хоппер, и в колонке Уолтера Уинчелла тоже. Мама, бывало, говорила, что я источник бесполезной информации.

А как вы сами себе представляли то, чем занимаетесь?

– Я «прозрел», когда купил биографию Луиса Б. Майера «Раджа Голливуда», написанную Босли Кроутером. Прочел эту книгу и подумал: «Хочу это делать». Мне эта работа казалась величайшей в мире.

Но когда вы наконец получили серьезный пост в кинобизнесе на студии Warner Bros. Pictures в 1975 году, вы ее возненавидели.

– Я счел ее совершенно неудовлетворительной. Руководить киностудией – это худшая работа в мире. Очень тяжело, когда каждое изделие стоит тридцать или сорок миллионов долларов и каждый день необходимо прочитать две колонки светской хроники в деловых газетах, из которых становится ясно, какой ты тупица, потому что принял или, наоборот, не принял то и иное решение.

Почти все начальники на киностудиях, кажется, страдают этой ужасной болезнью.

– Не думаю, что это болезнь. Полагаю, это страх. Самое ходовое словечко в Голливуде – «страх». Почти все боятся, что совершат ошибку, станут ничем и потеряют работу. Им хочется быть неуязвимыми. Не думаю, что так же обстоят дела в бизнесе звукозаписи. Там люди не теряют работу оттого, что заключают договор с артистом, чьи пластинки выходят и не продаются.

Вы все еще думаете, что индустрия звукозаписи свободна от голливудского менталитета блокбастеров?

– Эти две индустрии нельзя сравнивать. За несколько сотен тысяч долларов пока что можно выпустить пластинку. В настоящее время невозможно снять фильм меньше чем за 18–25 миллионов долларов, поэтому провал одного из таких фильмов оказывает сильнейшее влияние на жизни всех, кто в нем занят. Провал пластинки не оказывает особого влияния на компанию звукозаписи. А по-моему, если нет возможности провала, то, значит, нет и шанса на успех, и поэтому все кончается тем, что в кинобизнесе так много дерьмовых фильмов.

Вы имели дело со многими артистами, от Дэвида Кросби и Джона Леннона до Эксла Роуза, которые жили на пределе, принимали наркотики или позволяли себе дикие выходки, бесновались на сцене или мочились на столы ваших менеджеров. Почему творческие люди подвержены психологическим драмам?