Алексей Карпов - Андрей Боголюбский

Итак, «посаженный в корабль, он прибыл в Константинополь и жил там некоторое время» — а если говорить точнее, то около трёх или четырёх лет. По всей вероятности, к сыну Боголюбского в Империи отнеслись благожелательно — как прежде отнеслись к его дядьям, оказавшимся здесь по воле его отца. Но Юрий не собирался навсегда оставаться у греков. Новое замужество царицы не всем в Грузии пришлось по душе. «…Царство Грузинское находилось в волнении, ибо Тамара, дочь царя Георгия, оставила первого мужа, сына царя рузов, и вышла замуж за другого мужа, из Аланского царства», — записывал в 1188 году современник-армянин {390} . Этим «волнением» и решили воспользоваться Юрий и те, кто жаждал его возвращения на грузинский престол. В 1191 году «скиф» явился в Эрзерум, и на его сторону тут же встали чуть ли не все феодалы Западной Грузии. Мятежники двинулись на Тбилиси, и одно время казалось, что они смогут захватить столицу царства. Царице, однако, удалось собрать верные войска (главным образом из областей Восточной Грузии) и с их помощью разбить восставших. Сам Юрий был передан мятежниками царице — но лишь после того, как Тамара дала обещание отпустить бывшего супруга «без вреда».

Юрия вновь выслали в Константинополь. Но он ещё раз попытался вернуть себе трон. Вскоре после второго изгнания «скиф» появился в Арране (нынешнем Азербайджане), где получил помощь от местного правителя, атабека. Оттуда с арранскими и гянджийскими войсками он совершил набег на Восточную Грузию и, «опустошив внутри страны поля, взял много пленных и награбленного добра». Однако такой поддержки, как в первый раз, у Юрия уже не было. Его войска вновь потерпели поражение, хотя самому князю удалось бежать {391} .

На этом история князя Юрия Андреевича в Грузии заканчивается, более его имя в источниках не упоминается. Есть свидетельство, что вскоре после второй попытки возвращения на трон он умер {392} . Историками высказывалась версия, согласно которой сын «Андрея Великого» был похоронен в Грузии. Предположительно называли даже место его погребения — это существующий и поныне в Тбилиси монастырь Лурджи («Синий монастырь»), именуемый также церковью Святого Георгия, или Андреевской и Иоанно-Богословской — по имевшимся в церкви нескольким приделам {393} . [214]Но правда это или нет, достоверно неизвестно.

На Юрии Андреевиче и обрывается несостоявшаяся династия Андрея Боголюбского. Наследников по прямой линии у первого владимирского самодержца не осталось — ни на Руси, ни в чужой и далёкой Грузии.

Но посмертная история Андрея Боголюбского — это не только история его потомков и преемников на владимирском княжеском столе. Уже вскоре после трагической гибели князя к нему начали относиться как к угоднику Божию и страстотерпцу (то есть мученику, принявшему смерть не от иноплеменников и не за веру, но от своих же единоверцев). Исследователи древнерусской житийной литературы отмечают, что летописная повесть об убиении князя выстроена как княжеское житие: и в своей пространной редакции (в составе Ипатьевской летописи), и в краткой (в составе Лаврентьевской) она «имеет вид отдельного, вставочного памятника», с характерными для жития заголовком («О убьеньи Андрееве»), началом («Убьен бысть великий князь Андрей Суждальский…») и заключительными словами («…во вся веки веком аминь») {394} . Андрей именуется «блаженным», а также «благоверным и христолюбивым» князем; его подвиг уподоблен подвигу святых братьев Бориса и Глеба, первых русских святых, за полтора столетия до него добровольно избравших смерть и отказавшихся от какого-либо сопротивления убийцам. Притом что Андрей, в отличие от братьев, до последнего издыхания мужественно боролся за свою жизнь, притом что характером своим он вообще мало походил на Бориса и Глеба, автор повести изображает его кротким и незлобивым агнцем: даже «вражное убийство слышав наперед до себе», он «ни во что же вмени» его, то есть изъявил покорную готовность принять смерть, — и принял её: «не за друга, но за самого Творца… душю свою положи» {395} . Правда жизни уступает место иной правде — а потому князь и ведёт себя, и рассуждает именно так, как того требуют законы агиографического, житийного жанра. Уподобившийся святым Борису и Глебу, Андрей «кровью умы вся страдания» свои. «Аще бо не напасть, то не венець, аще ли не мука, то не дарове! (то есть не благодать! — А. К.)» — восклицает автор повести, и в этих словах сокрыта главная мысль всего повествования: мученической кончиной князь избавил себя от тех грехов, которые накопил в своей — далеко не безгрешной — жизни, и сподобился посмертной благодати от Бога. Можно думать, что уже в первые годы после его смерти, то есть в княжение если не его брата Михаила Юрьевича, то другого брата, Всеволода, во Владимире стали готовить его церковную канонизацию. Но — не случилось. И всё же Андрея почитали — прежде всего другие князья, его «сродники», готовые обратиться к его небесному покровительству и заступничеству, — как, собственно, всегда обращались в своих молитвах к усопшим предкам русские князья. Подобно тому как святые Борис и Глеб стали образцом для Андрея, он сам сделался образцом для последующих русских князей, принимавших, как и он, мученический венец. Когда весной 1238 года, после битвы на реке Сити, татары убили взятого в плен ростовского князя Василька Константиновича, летописец сравнил его участь с Андреевой: «Сего бо блаженаго князя Василка спричте Бог смерти, подобно Андрееве, кровью мученичьскою омывъся прегрешений своих» {396} .

В последующие века русской истории князя также почитали — но лишь местно: прежде всего во Владимире, где князь был похоронен, и в Боголюбове, в основанном им монастыре. Его имя включалось в месяцесловы — но лишь в немногие и под разными днями, ибо какого-либо единого дня его памяти не существовало. Так, в святцах XVI–XVII веков встречаются указания на его поминовение под 29 и 30 июня — предполагаемыми днями его убийства, а также под 4 июля — днём памяти святого Андрея Критского, 1 августа — днём победы русского воинства над волжскими болгарами, 3 августа (?) и 2 октября — днём памяти святого Андрея, Христа ради юродивого Царегородского {397} . [215]В царствование Ивана Грозного к Андрею было особенно почтительное отношение — как к одному из первых русских князей, совершивших успешный поход против волжских болгар — исторических предшественников казанских татар, с которыми воевал и которых покорил царь. По указу царя велено было дважды в году служить панихиду «по великом князе Андрее Боголюбском» во владимирском Успенском соборе: «в первые на убиение его, июня в 29-й день, а во вторые ноября в 30-й день», то есть в день памяти апостола Андрея Первозванного {398} . [216]О почитании князя во Владимире свидетельствует и рассказ одной из редакций Жития Александра Невского, составленной в 1591 году бывшим архимандритом владимирского Рождественского монастыря (а в будущем — митрополитом Ростовским) Ионой Думиным. Со слов монаха того же Рождественского монастыря Антония, автор Жития записал рассказ о виденном им чуде: как Андрей Боголюбский вместе с другими русскими святыми — Борисом и Глебом, Александром Невским (чьи мощи лежали тогда в Рождественском соборе), а также похороненными во владимирском Успенском соборе и почитавшимися местно братом Всеволодом и племянниками Юрием (Георгием) и Ярославом Всеволодовичами и ростовским святым Петром, царевичем Ордынским, — восстав из гроба, отправился из Владимира на помощь русскому воинству, вступившему у подмосковного села Молоди в жестокую битву с рвавшимися к Москве крымскими татарами (30 июля 1572 года) {399} .