Коллектив авторов - Диалоги – моя фишка. Черные заповеди Тарантино

Но хотя наши вкусы и схожи, его стиль съемок совершенно отличен от моего. Мне нравится, как он снимает, но это не мой стиль. Он использует много дыма, а я вообще не хочу дыма в своих фильмах. У меня много длинных планов, а у Тони самый длинный план не превышает двадцати секунд. Но мне нравится смотреть на мир его глазами.

ГФ:И все-таки, как вы относитесь к тому факту, что, продавая сценарий, вы практически теряете контроль над ним?

КТ:Думаю, это неблагодарная ситуация. Это одна из причин, по которым я не стану сценаристом, – это все равно что обзавестись язвой. Вы можете заработать больше денег, чем писатель, если только вы не Стивен Кинг, но конечный результат вашей работы от вас не зависит. Каждый думает, что все сценарии переписываются и что так оно и должно быть, но это неправильно. Вы могли бы написать сценарий и заключить договор, что все изменения без ведома автора запрещены. Можно сказать, что тогда никто не купил бы ваш сценарий, однако это не совсем правда. Если вы написали очень хороший сценарий и студия понимает, что она может заработать на нем деньги, его купят. Это была бы просто революция, если бы какой-нибудь неизвестный автор попытался сделать такое. Работая над «Криминальным чтивом» как сценарист и режиссер, я осознал, что студия не имеет права обратиться к другому автору для внесения правок в мой материал. Мой адвокат вставил такой пункт в договор и собирался отважно бороться за него, но этого не понадобилось.

ГФ:Считаете ли вы, что «Прирожденные убийцы» останутся до известной степени фильмом Квентина Тарантино?

КТ:Даже близко нет. Я очень долго питал самые неприятные чувства к «Прирожденным убийцам», но сейчас я уже примирился. Недавно я встречался с Оливером Стоуном. Я не читал его версии сценария, но в ходе разговора понял кое-что, смягчившее мои чувства. Там, где вы можете найти сходство между мною и Тони Скоттом, вы не найдете ничего общего между Оливером и мной, за исключением того факта, что он тоже режиссер движения. Я не показываю вам события. Я люблю двусмысленность. Меня постоянно спрашивают: «Зачем Мистер Оранжевый говорит в конце “Бешеных псов” Мистеру Белому, что он полицейский?». А я отвечаю: «Если вы задаете такой вопрос, значит, вы не поняли фильм». Сомневаюсь, что Оливер когда-нибудь допустит, чтобы ему задали подобный вопрос по поводу его фильма. Он хочет, чтобы вы точно знали, из чего он исходит, и его кино помогает ему в этом. Он стремится к сильным переживаниям. Он не терпит двусмысленности. Он скручивает эмоции и вонзает в них свои ногти. Он хочет нанести удар. Он хочет отправить вас в нокаут своим фильмом так, чтобы, уходя из кинотеатра, вы уносили с собой большую идею. Мне же интереснее рассказывать истории. По большому счету это не хуже, не лучше – это просто два совершенно разных подхода. Во время разговора он сказал: «Знаешь, Квентин, ты как Брайан Де Пальма или Джон Ву. Вам нравится делать кино. Вы делаете кино, и ваши персонажи – это киноперсонажи, а я делаю фильмы». И это правда. Я не делаю фильмов. Для меня фильмы Оливера Стоуна очень схожи с тем типом фильмов, которые Стэнли Крамер делал в пятидесятых и шестидесятых. Разница в том, что Стэнли Крамер был ремесленником, а Оливер Стоун – настоящий мастер движения.

ГФ:То есть вы смирились с переработкой сценария «Прирожденных убийц»?

КТ:Сейчас – да, и я хочу, чтобы фильм удался. Это будет не мой фильм, это будет фильм Оливера Стоуна, и да благослови его Господь. Надеюсь, это будет хорошая работа. Если бы я не был эмоционально привязан к этому материалу, уверен, я нашел бы его очень интересным. Если вам нравится мой материал, вам может не понравиться этот фильм. Но если вам близок его материал, то вам, скорее всего, понравится и его фильм. Это, может быть, лучшая вещь из всех сделанных им, и вовсе не потому, что я приложил там кое к чему руку. Честно говоря, я с нетерпением жду выхода этого фильма.

ГФ:Будет любопытно посмотреть, что там останется от вашего сценария.

КТ:У меня и в мыслях нет, что мои страшные останки выплывут где-нибудь на поверхность этого фильма! Я мало надеюсь на это, но, если это произойдет, картина станет еще интересней. Если «Настоящая любовь» – это мой мир глазами Тони Скотта, то «Прирожденные убийцы» – это моя идея в мире Оливера Стоуна, увиденная глазами Оливера Стоуна.

ГФ:Отдаете ли вы себе отчет в том, что ваши сценарии делают насилие приемлемой темой для обсуждения?

КТ:Мне не нравится такой подход. Я не воспринимаю насилие настолько серьезно. Я нахожу его очень забавным, особенно в рассказанных мною недавно историях. Насилие – часть этого мира, и я только изображаю безжалостность реальной жизни. И это не обязательно люди в масках, спускающиеся с вертолета на стремительно мчащийся поезд, или террористы, берущие кого-то в заложники. Насилие реальной жизни – это когда вы сидите в ресторане, а неподалеку спорит о чем-то супружеская пара, и вдруг муж настолько распаляется, что хватает вилку и вонзает жене в глаз. Это действительно и ужасно, и отвратительно, и смешно – но это бывает. Вот так – ни с того ни с сего – насилие вторгается в вашу жизнь. Мне интересны его зарождение, развитие, выплеск и последствия. Что мы делаем после этого? Вырубаем парня, который ранил женщину? Растаскиваем их? Звоним в полицию? Требуем обратно деньги за испорченный обед? Мне интересны ответы на все эти вопросы.

ГФ:А как насчет изобразительной эстетики насилия, которой, судя по всему, уделено немало места в ваших фильмах? Вы упоминали Джона Ву. В его фильмах насилие смотрится с удовольствием, поскольку имеет несколько комиксовый характер.

КТ:Худшая вещь в кино – это то, что, как бы ни был хорош ваш фильм, когда дело доходит до насилия, вам приходится сковывать свою фантазию, надевать на себя нечто вроде наручников. Писателям не приходится носить подобные символические наручники. Такой писатель, как Карл Хайасен, может делать все, что ему угодно. И чем безумнее выйдет, тем лучше для его книг. В фильме у вас нет такой свободы.

ГФ:Когда я спрашивал, не делают ли ваши фильмы насилие приемлемой темой для обсуждения, я имел в виду, что на экране часто можно принимать те вещи, которые являются абсолютно недопустимыми в реальной жизни.

КТ:О, я совершенно согласен с этим. Для меня насилие чисто эстетическая категория. Когда вы говорите, что не любите насилие в кино, это то же самое, как если бы вы сказали, что вам не нравится, если в кино поют и танцуют. Мне нравятся танцевальные номера в кино, но, если бы не нравились, это не значило бы, что я требую их запретить. Когда вы включаете сцены насилия в фильм, найдется немало людей, которым это не понравится, потому что это та гора, на которую они не могут влезть. Но это не значит, что они ничтожества. Просто они не догоняют. И им не обязательно догонять. Для них есть много других картин. Но если вы способны влезть на эту гору, я предложу вам еще куда-нибудь вскарабкаться.