Никита Петров - «Сталинский питомец» — Николай Ежов

Летом 1938 года стало очевидным, что центральный аппарат НКВД не в состоянии обработать такое огромное количество «альбомов», поступающих с периферии; списки арестованных при проведении национальных операций превысили 100 тысяч имен. В результате тюрьмы были переполнены, надо было искать другой выход. По предложению Ежова 15 сентября Политбюро приняло решение отменить «альбомную» процедуру и создать на местах Особые тройки, состоящие из первого секретаря регионального парткома, главы НКВД и прокурора, для рассмотрения дел на арестованных по национальным контингентам. Этим тройкам предоставлялось право выносить смертный приговор и немедленно приводить его в исполнение. В решении оговаривалось, что рассмотрение дел должно быть закончено в двухмесячный срок, то есть до 15 ноября. Решение Политбюро было подписано Сталиным {567} 567 Лубянка. Сталин и Главное управление госбезопасности НКВД… С. 549. .

Все необработанные «альбомы» по национальной линии операций были возвращены в органы НКВД на местах на рассмотрение Особыми тройками. На этот раз срок, установленный Политбюро, не был продлен. 15 ноября рассмотрение дел Особыми тройками было прекращено, а спустя два дня, 17 ноября, совместным постановлением ЦК и СНК массовые операции были остановлены. За эти два месяца Особыми тройками было рассмотрено почти 108 тысяч дел на арестованных при проведении национальных операций. Более чем по 105 тысячам из них были вынесены приговоры, в том числе более 72 тысяч к высшей мере; среди осужденных на смертную казнь было более 21 тысячи поляков и более 15 тысяч немцев {568} 568 Петров Н.В., Рогинский А.Б. Польская операция НКВД 1937–1938гг. С. 31, 37; Охотин Н., Рогинский А. Из истории «немецкой операции» НКВД 1937–1938 гг. С. 62. .

В марте 1938 года в Москве состоялся последний и самый грандиозный из трех больших показательных процессов — процесс «Антисоветского право-троцкистского блока». На скамье подсудимых оказались лидеры так называемого «правого уклона» в ВКП(б) — Бухарин и Рыков, ранее принадлежавшие к троцкистской оппозиции Крестинский и Раковский, несколько видных региональных партийных руководителей, кстати, никогда не принадлежавших к оппозиции и, наконец, бывший нарком внутренних дел Ягода и начальник его секретариата Буланов. Помимо них, этот искусно составленный букет дополняли кремлевские врачи и бывший секретарь «пролетарского писателя» Горького. Обвинения, выдвинутые против них поражали свой фантастичностью: тут и шпионаж, и самое изощренное вредительство, вплоть до подсыпания битого стекла и гвоздей в продукты питания, и убийства, в том числе тайные, осуществленные методом «неправильного лечения», и отравления, а все это в целом преподносилось как наконец-то раскрытый, глобальный заговор «право-троцкистского блока». По своему характеру процесс скорее напоминал грандиозное пропагандистское шоу. Не случайно прославленный мастер советского экрана Эйзенштейн в частной беседе довольно иронично откликнулся на процесс: «Мое собрание детективных романов Понсон дю Терраиля, нужно сжечь. Это детский лепет по сравнению с тем, что я сегодня прочел в газетах. Врачи — отравители, умирающие от таинственного снадобья старики, покушения которые были 20 лет тому назад. Это покрывает старого Рокамболя [60] Имя одаренного и необычайно находчивого разбойника, главаря шайки «Червонных валетов» из цикла романов французского писателя Понсон дю Терраиля «Похождения Рокамболя». Российское издание: Похождения Рокамболя. Парижские драмы. В 15-ти томах. СПб., 1901. . Правда, мы все знаем, что Горький умирал много лет подряд, но разве для романа это важно. Или Менжинский, который также медленно умирал. Для романа это опять-таки безразлично» {569} 569 ЦА ФСБ. Ф. 3. Оп. 5. Д. 953. Л. 295. .

Хотя, были и критические оценки талантам сталинских постановщиков, особенно из уст тех, кто имел отношение к тайнам Лубянки и многое понимал. По мнению помощника прокурора СССР Г.М. Леплевского, высказанного им в частной беседе, Вышинский чуть было не загубил всю постановку: «Вы знаете, Сталин сказал, что Художественный театр может даже из прейскуранта сделать художественную вещь, театральную постановку, — в данном случае НКВД приготовил прейскурант, из которого Прокуратура и суд, — должны сделать настоящую постановку, не в наших интересах делать из этой постановки фарс с помещиком и с гвоздями в яйцах. Нельзя раздражать Раковского и других, а то они могут начать говорить совсем другое» {570} 570 Там же. Л. 262. .

Безусловно, процесс проводился под личным наблюдением Сталина. Ежов, который возглавлял следствие, входил в комиссию по надзору. Он обещал подсудимым, что в случае «правильного» поведения им сохранят жизнь, — и, конечно, не сдержал своего обещания {571} 571 Там же. АСД Фриновского. Н-15301. Т. 2. Л. 39. Там же, Ф. 3-ос. Оп. 6. Д.З. Л.374; Реабилитация: Политические процессы 30–50-х годов. С. 239; Российская газета. 1996. 26 января; Conquest R. The Great Terror: A Reassessment. London, 1990. P. 343. .

Между тем, Леплевский знал о чем говорил. Подсудимых и до и во время процесса тщательно готовили, уговаривали и всячески ублажали в случае послушания и готовности следовать сценарию. Так, Раковский рассказывал после процесса сокамерникам: «Тезисы моего выступления на суде, моего последнего слова, я согласовывал со следователями… Последнее время все было к моим услугам вплоть до маслин» {572} 572 АП РФ. Ф. 3. Оп. 24. Д. 456. Л. 107. . Ягоде перед началом процесса дали свидание с его арестованной женой — Авербах, причем уверяли Ягоду, что она на свободе, для этого ее перед свиданием переодевали и причесывали {573} 573 Там же. . А в самом начале следствия, в 1937 году, когда Ягода еще проявлял несговорчивость, его попросту били. Его следователь Н.М. Лернер поначалу не верил жалобам Ягоды, что его бьют, но вскоре сам убедился в этом: «Однажды, это было в Лефортовской тюрьме, я допрашивал Ягоду. Ко мне в кабинет зашли Ежов, Фриновский и Курский и по предложению Ежова я вышел из кабинета. Когда спустя некоторое время мне разрешили вернуться, я увидел на лице Ягоды синяк под глазом. Ягода, показывая мне синяк, спросил меня: «Теперь вы верите, что меня бьют» {574} 574 АП РФ. Ф. 3. Оп. 24. Д. 456. Л. 95. .

Лернер, по-видимому, игравший роль «хорошего следователя», опекал Ягоду вплоть до окончания процесса. В перерывах он играл с ним в шахматы, а Ягода все время его спрашивал, расстреляют его или нет {575} 575 Там же. Л. 106. . Лернеру не пришлось смотреть в глаза Ягоде на расстреле, он там не присутствовал, но о некоторых деталях казни узнал: «Со слов бывшего начальника УНКВД Ленинградской области Литвина мне известно, что Ягоду расстреливали последним, а до этого его и Бухарина посадили на стулья и заставили смотреть, как приводится в исполнение приговор в отношении других осужденных» {576} 576 Там же. Л. 107. .