Вильгельм Прюллер - Солдат на войне. Фронтовые хроники обер-лейтенанта вермахта. 1939 – 1945

После еще нескольких остановок и небольших отрезков пути мы наконец прибыли в Петрово, где заночевали. Уже 12.15 ночи, и на то, чтобы преодолеть 60 км, нам потребовалось 20 часов! В это почти невозможно поверить!

Нам назначили квартиры в одном из зданий, но мы все еще не въезжаем туда, так как не уверены, что нам не придется вечером отправиться дальше. Получив приказ выступать рано утром, мы остановились на ночь в очередной вонючей дыре. Как и во всех крестьянских домах, здесь нет ни одного окна, которое можно было бы открыть. Мы выбили стекла в двух небольших окнах. Наверное, кто-то назвал бы это варварством, но попробовал бы он сам выдержать такое!

Электричество отсутствует, нет туалета, нет водопровода и т. д., но есть громкоговоритель. На целый поселок всего одно радио, откуда каждый может услышать слова о том, как процветает его рай. Однако я подозреваю, что главная причина состоит в том, что люди не должны слушать иностранные радиопередачи.

Если бы у меня был выбор, то затащить в Россию меня можно было бы лишь с помощью диких лошадей: настолько отталкивающими я нахожу здешние места.

Во второй половине дня к нам в гости приезжал кто-то из хороших друзей обер-лейтенанта Эйхерта из 16-й танковой дивизии, который разъяснил нам общую картину: соединения [2-й] танковой группы Гудериана, наступающие с севера, и [1-й] танковой группы Клейста, наступающие с юга, встретились в районе городка Лубны, [82]примерно в 30 км к северу отсюда. Таким образом, противник оказался заперт в ловушке далеко за линией его фронта, что проходила у Киева. Пятьдесят русских дивизий ждет капитуляция или уничтожение! А с ними и их главнокомандующего маршала Буденного! [83]

Ложный маневр был выполнен блестяще. Русские ожидали, что танковые группы станут переправляться через Днепр в районе Запорожья или Днепропетровска. Однако главные силы форсировали реку у Кременчуга; некоторые соединения устремились на восток, однако большая часть совершила рывок на север. Таким образом, мы встретились с Гудерианом. И разумеется, теперь мы не станем ожидать подхода русских, а просто замкнем кольцо. Это еще один грандиозный подвиг в исполнении Гудериана, который способен на него даже в том случае, если ему придется иметь дело с плавающими танками, воздушными торпедами и огнеметными танками.

Мои подчиненные в ротном клубе заняты стряпней. Мы едим сливовый компот и яблочные оладьи. Их вкус чудесен. У меня сейчас сплошной отдых. На самом деле. Я расслаблен и совсем не нервничаю. Мне очень приятно снова оказаться в роте.

Ночью было ужасно холодно; под открытым небом теперь ночевать невозможно. То и дело идет дождь, отчего все становится еще хуже.

Утром я сопровождаю командира в город (Пирятин); и, несмотря на то что въезд туда запрещен и контролируется постами военной полиции, нам удалось попасть туда. Я не могу описать, как смотрятся вражеские автомобили в городе и как их много – не меньше 2000 штук. Они стоят неровной дугой по четыре штуки в ряд, выбитые нашими бомбардировщиками «Штука». Сотни скелетов машин, сожженных до состояния железных остовов.

Я выбрал один из невредимых легковых автомобилей и попытался отогнать его к нам в роту. Но военная полиция не выпустила меня из города на машине, поэтому мне пришлось выбираться отсюда тайком по извилистым улочкам. Наконец, нам разрешили войти в город и встать здесь на постой. С нас достаточно вчерашней холодной ночи. Самое время, пока не стемнело, умыться и побриться. Если мы задержимся в городе днем, то на кухне собираются приготовить нам венский шницель. Я, естественно, полностью согласен с этим! Все хранится в секрете до 7.30, но все равно нам придется подниматься с рассветом.

Рано утром мы снова выдвигаемся в обратную сторону через Лубны в направлении на село Тишки. Стоит прекрасный день, будто вернулось лето. Насколько мне удалось узнать, нам предстоит выполнить работу по зачистке территории между тремя реками – Удай, Сулица и Сула.

Установлено, что на юг пытается спастись бегством какой-то русский полк. По показаниям пленных, которых мы захватили, в районе этих трех рек оказались несколько групп штабных офицеров. Предполагается, что они бегут туда после битвы за Киев. Это для нас, конечно, очень соблазнительно. Командир нашего батальона решил дать бой сразу всем силам противника.

После того как была пройдена первая деревня, мы рассыпались по полю. Мы заранее направили сюда несколько танков и теперь вместе с танками и другими боевыми машинами широким строем наступаем на бегущих русских. Боевые порядки рот и других подразделений несколько смешались в пылу этого великолепного боя, [84]но как приятно видеть впереди себя машины. Как не хватает здесь репортеров кинохроники: это был бы ни с чем не сравнимый видеоматериал! Танки и бронированные машины, солдаты, сидящие на них, покрытые слоем грязи. Все с восторгом устремляются в атаку; стога сена, горящие под огнем танковых пушек, бегущие русские, пытающиеся спрятаться, сдающиеся в плен! Это смотрелось просто великолепно!

Мы захватили некоторое количество пленных. Большую часть из них выволокли из стогов сена или выковыряли из складок местности. Они шли робко, неуверенно, напуганно. Многим из большевиков пришлось положить здесь свою жизнь – им пришлось смертью заплатить за свое тупое упрямство и за свой страх (успевший въесться в них).

Утром командир сообщил мне, что, возможно, меня снова отправят в батальон в качестве военного писаря. Я немедленно с жаром попытался на корню убить эту идею, но все мои доводы не принесли мне успеха. Вплоть до дальнейших указаний мне надлежит состоять при батальоне. А у меня совершенно нет никакого желания отправляться туда.

В 4.00 подошел выделенный мне в роте мотоцикл, который забрал меня. Сегодня все затянуто тучами и довольно холодно. В Ромнах мы сделали короткую остановку, и там же я узнал, что нам предстоит сменить 3-ю или 4-ю танковую дивизию.

До наступления темноты мы прибыли в Галатчин Яр: как раз вовремя, чтобы разместиться. Однако для этого было не так много возможностей – лишь несколько переполненных завшивленных лачуг. Если бы тебе, Хенни, пришлось хоть однажды ночью испытать то, что мы выдерживаем столь часто по ночам, ты просто не сможешь поверить, что люди в состоянии это вынести. А здешний народ никогда не знал в своей жизни ничего другого. Но этих русских просто нельзя больше считать людьми, иначе создается впечатление, что у них полностью отсутствуют какие бы то ни было чувства. Ведь как может быть возможно, чтобы 180 миллионов человек позволили бы так поступать с собой.