Франц Ринтелен - Секретная война. Записки немецкого шпиона

Однако мы не увидели ни подводных лодок, ни немецких офицеров, и, наконец, показались берега Америки. К моему великому негодованию, меня сняли на берег в мундире с наручниками под перекрёстным огнем фотографов, делавших с меня снимки для вечерних газет.

На следующий день меня отвели к секретарю генерального прокурора Соединенных Штатов, который прямо взял быка за рога.

— Вы, вероятно, помните, что вы находились в Америке в 1915 году? Позвольте мне прочитать вам обвинения, тяготеющие над вами. Помните ли вы, что знали доктора Шееле и капитанов Вольперта, Боде и Штейнберга?

Я молчал.

— Помните ли вы, что вы совершали акты диверсий на транспортах амуниции при помощи зажигательных снарядов, изготовленных с этой целью доктором Шееле? Помните ли вы, что занимались уничтожением рулевых механизмов на пароходах, груженных военным снаряжением, при помощи аппарата, сконструированного неким Феем?

— Я ничего не помню.

— Очень жаль. Однако вы, вероятно, не забыли, что вами был учреждён рабочий профсоюз под названием «Национальный рабочий совет борьбы за мир» с целью организации стачек и подкупа наших портовых рабочих? Вы никогда не слышали ни о фирме «Э. В. Гиббонс», ни о Мексиканской компании Северо-западных железных дорог»? Вы никогда не поддерживали дружеских отношений с одним из самых уважаемых членов адвокатского сословия Нью-Йорка, известным мистером Бонифейсом, который предоставил в ваше распоряжение свои глубокие знания американских законов?

Я продолжал молчать. Он с минуту смотрел на меня и сказал: [102]

— Подойдите сюда, пожалуйста. Поговорим спокойно. Видите ли, несколько времени назад мы убедились, что какие-то люди, проживающие в Нью-Йорке, раскладывают зажигательные снаряды на пароходах, вызывают стачки и вообще делают всё, чтобы помочь Германии, но в то же время нарушая наши законы. Я должен поздравить вас. До тех пор, пока вы жили в Соединенных Штатах, мы, несмотря на все наши усилия, не могли захватить вас и ваших агентов с поличным. Мы, конечно, подозревали вас уже давно. За вами следили, но не было никакой возможности найти малейшие доказательства. Но ситуация вдруг коренным образом изменилась, когда эта книжка попала в наши руки. Пожалуйста, ознакомьтесь с нею. Будучи интеллигентным человеком, вы, несомненно, поймете, что это чековая книжка. Ознакомьтесь внимательно с талонами. Для меня было чрезвычайно поучительно узнать имена лиц, кому владелец этой книжки выдавал денежные суммы. Я думаю, что внимательное ознакомление с нею освежит вашу память. Если вы не разберете почерк, позвольте мне дать вам следующие пояснения:

Эта чековая книжка принадлежит капитану фон Папену, бывшему тогда германским военным атташе в Вашингтоне. Он, очевидно, имел манию сохранять все эти книжки, и, кроме того, его осенила блестящая мысль повезти их с собой в Германию, когда он был отозван по просьбе правительства Соединенных Штатов как переставший уже быть «персона грата». Вы, быть может, подумаете, что англичане совершили недружеский акт, когда они извлекли эти книжки из дипломатического багажа? Но переверните страницу.

Я раскрыл книжку. Она содержала талоны чеков, выданных капитаном. Но внезапно меня охватило волнение, когда я прочёл следующую запись: «Доктору Шееле десять тысяч долларов». Я вспомнил эту цифру и знал, за что был выдан этот чек. Дело это не имело большого значения, и я лично не был в нем замешан.

Я, конечно, разделял мнение прокурора: англичане поступили не по-дружески, конфискуя эту книжку, но в моем сознании преобладало непоколебимое убеждение, что капитан фон Папен, по своей халатности, не уничтожив ее, совершил такую неслыханную идиотскую ошибку, что никогда в своей жизни не сумеет ее загладить.

— Я вижу, — продолжал прокурор, — что вы остановились на каком-то талоне. Я думаю, что вы знаете очень [103] многих лиц, получивших эти чеки. Вы остановились на чеке в десять тысяч долларов, выданном капитаном Папеном доктору Шееле. Могу вам по этому поводу сообщить, что этого доктора Шееле мы арестовали; он был настолько благоразумен, что ответил на наши вопросы. Иными словами, он во всём признался. Он рассказал нам обо всей вашей деятельности в Америке, так что у вас, действительно, нет никакой надобности что-либо прибавить. Нам известно достаточно много, чтобы составить мнение относительно вас. Вас может заинтересовать еще кое-что. Признание Шееле позволило нам арестовать всех ваших друзей. Один сказал одно, другой — другое, но, уверяю вас, нам всё достаточно известно. Итак, намереваетесь ли вы отвечать или вы предпочитаете хранить молчание?

Я предпочел молчать, и меня отправили в тюрьму. Ночь я провел в думах о том, что случилось бы, если бы вдруг мне было предоставлено огромное удовольствие очутиться в моей камере один на один с капитаном Папеном.

Мои друзья пригласили одного из самых знаменитых адвокатов Соединенных Штатов — мистера Джо Гордона Бэттла в качестве моего защитника. Во время нашей первой беседы он, осматривая меня взглядом с ног до головы, сказал:

— Прежде чем я решусь взять на себя вашу защиту, ответьте мне на один вопрос: намерены ли вы сознаться во всём или же вы решили на всё отвечать лаконическим «нет»?

Я ответил ему, что решил ни на что не отвечать. Он согласился взяться за мое дело.

В течение многих недель мой процесс служил предметом внимания американских газет как больших, так и малых. Процесс начался 5 мая 1917 года. Во время следствия я категорически настаивал на моей невиновности, не признав ни одного из предъявленных мне обвинений.

Процесс, в котором я играл главную роль, касался исключительно меня одного. Но американская полиция в это время не сидела сложа руки. В разное время процесса было арестовано до 30 человек. Мне было предъявлено обвинение в нарушении федеральных законов по следующим пунктам: организация покушений на пароходы в открытом море; перевозка и хранение взрывчатых материалов на территории Соединенных Штатов без получения в каждом отдельном случае соответствующего разрешения; нарушение закона о стачках; организация обществ и профсоюзов нелегальных или фиктивных и др. [104]

Процесс продолжался несколько недель. Я держал себя так, как обещал мистеру Бэттлу, и ничего не говорил. Я предоставил ему говорить за меня, и ему удалось не один сомнительный пункт истолковать в мою пользу.

Я был присужден к четырем годам каторжных работ. В течение моего пребывания в тюрьме я работал в паровой прачечной и на текстильной фабрике, затем в карьере и у камнедробилки — настоящий ад, где люди работали в густой едкой пыли, проникающей во все поры.

И, наконец, передо мной открылись ворота Атланты. Я стоял на свободе, окружённый журналистами, от которых мне всё же удалось ускользнуть. Я приехал в Нью-Йорк, оттуда сел на пароход и отправился в Германию.