С. Глуховский - Когда вырастали крылья

9 сентября 1933 года урна с прахом П. И. Баранова была захоронена в Кремлевской стене на Красной площади. Плита, наглухо закрывшая урну, находится за Мавзолеем Ленина, недалеко от могилы Михаила Васильевича Фрунзе.

Михаил Фрунзе и Петр Баранов. Их видели рядом на фронтах гражданской войны, вместе строили они Красную Армию, и жизнь каждого оборвалась в расцвете сил. Фрунзе шел сорок второй год. Одного дня не дожил Баранов до сорока одного года. Древние камни Кремлевской стены хранят прах тех, кто пал

от трудов,

от каторг

и от пуль

и никто

почти -

от долгих лет.

Не числом лет определяется ценность прожитой жизни.

5

Тридцать с лишним лет миновало с тех пор. Выросли и окрепли крылья Страны Советов. История отечественной авиации за эти три минувших десятилетия - тема большой и совершенно другой книги. Но представим себе, что такая книга написана. Откроем некоторые ее страницы…

Первая глава этой книги посвящена знаменитой челюскинской эпопее. Именно тогда было учреждено высокое звание Героя Советского Союза. На Красной площади чествовали семерых из крылатой когорты покорите лей Арктики. Все они еще при Баранове получили путевку в авиацию. Младшим в этой семерке был Николай Каманин.

А первый в мире космонавт в тот год только родился…

…Будет в этой книге и глава, посвященная героическим перелетам АНТ-25 из Москвы в Америку. Давно ли АНТ-9, управляемый Семеном Шестаковым, штурмовал воздушную стихию, пока не пробился к берегам Соединенных Штатов? И вот уже экипажи Чкалова, потом Громова осуществили беспосадочный перелет в Америку через Северный полюс. А за год до этого АНТ-25 совершил [152] свой знаменитый беспосадочный перелет из Москвы в Петропавловск.

Мы теперь знаем, какую роль в становлении ЦАГИ играл Баранов. Знаем о его дружбе с Туполевым, с Громовым. И еще одно важное обстоятельство: перелеты Чкалова и Громова явились серьезным испытанием нового советского авиационного мотора. Когда чествовали героев, создатель этого мотора Александр Микулин писал: «Дорогу моему мотору открыл покойный Баранов».

Заглянем в завершающие главы будущей книги. Пере листаем страницы нетленной славы советской авиации в годы Великой Отечественной войны. Эстафету этой славы приняли наши современники - покорители космоса, создатели самых мощных в мире ракет. О таких ракетах мечтал Циолковский, а активисты Осоавиахима, энтузиасты «Гирда» пытались еще в тридцатых годах такую ракету построить. Тогда это казалось многим настолько пустой затеей, что «Гирд» в шутку прозвали «группой инженеров, работающих даром». А «гирдовцы» строили, экспериментировали, дерзали. И Баранов им помогал. Баранов им верил.

Где и когда зародилась эта вера?

Вспомним зарю…

Владимир Ильич Ленин ехал по безлюдным улицам ночной заснеженной Москвы. Автомобиль, миновав Лубянскую площадь, поравнялся с Политехническим музеем, и Ленин попросил шофера остановить машину. Огромная афиша с необычным извещением поразила Ленина. Какой-то инженер-изобретатель, Фридрих Цандер, обещал слушателям рассказать о будущих межпланетных путешествиях. Владимир Ильич вышел из машины, долго стоял перед этой афишей…

Ленин знал, что на рассвете по Лубянской, Мясницкой и другим улицам Москвы выстроятся очереди голодных за осьмушкой черного хлеба. На заседаниях Совнаркома в те дни говорили о дровах, топорах, гвоздях. Ильич вспомнил, что два месяца назад он подписал протокол распорядительного заседания Малого Совнаркома о назначении калужскому учителю Константину Эдуардовичу Циолковскому «пожизненной усиленной пенсии», поощряя работу изобретателя и ученого в той области, которую многие считали бесплодной фантастикой. И вот уже в полуголодной Москве читают лекции о межпланетных [153] путешествиях, читают для тех, кто с завернутой в газету осьмушкой хлеба пойдет с утра в холодные цехи мастерских и заводов.

Назавтра они встретились - Ленин и Цандер. С исключительным вниманием Ленин слушал и расспрашивал инженера-изобретателя о его учителе Циолковском. Инженер чистосердечно признался Владимиру Ильичу, что многие не верят в успех их начинаний, считают это чудачеством. И Ленин сказал Цандеру:

- Не расстраивайтесь. А я вот верю. Верю!

Так ли уж давно это было?…

Уже стали для нас обычными полеты космонавтов. Мир знает их фамилии и их позывные в космосе. Только позывной космодрома, позывной одной планеты не менялся. Для всех наших космонавтов позывной Земли звучал одинаково:

- Я - «Заря»! Я - «Заря»!

«Заре» откликались «Сокол», «Ястреб», «Чайка»… Космические корабли «Восток» и «Восход» стартовали по команде «Зари» и к «Заре» возвращались. Главный конструктор космических двигателей сказал однажды: «Человек, любующийся солнцем в зените, никогда не должен забывать зарю».

Уже перевалило через зенит солнце двадцатого века, и трудно предвидеть, какими новыми победами обогатится авиация и космонавтика до начала третьего тысячелетия. Даже самые яркие, блистательные, они не затмят подвиг тех, кто на заре двадцатого века расчищал рабочую площадку для взлета своим потомкам. Расчищал оружием солдата Октября. Пламенным словом коммуниста-фронтовика. Дерзостью конструктора. Смелостью летчика. Проницательностью ученого. И неистовым упорством грабаря, рывшего лопатой фундамент для завода первой пятилетки.

* * *

…Их будет много.

Как и первые космонавты, придут они перед новыми стартами на Красную площадь, к Мавзолею Ильича. Пройдут от Спасской до Никольской башни. И каждый остановится на секунду у плит с дорогими именами, с датами рождения, смерти…

Баранов Петр Ионович

1892-1933 [154]

Нет, не числом лет определяется ценность прожитой человеком жизни.

6

Был теплый августовский день, когда к даче в Барвихе, которую занимали Барановы, подошел старик и робко постучал в калитку. Сестра Петра Ионовича - Ефросинья открыла калитку и увидела незнакомого ей человека. Старик снял с головы широкополую соломенную шляпу, поклонился Ефросинье Ионовне и попросил разрешения войти.

На дворе две девочки катали деревянные шары, а мальчик-подросток втыкал в землю крокетные дужки. На веревке сушилось детское белье. Старик остановился посреди двора. В дом заходить не стал. Жестом пригласил Ефросинью Ионовну сесть на скамейку, сам сел и, поглаживая густую бороду, долго смотрел на играющих детей. Ефросинья Ионовна молчала, терпеливо выжидала, когда незнакомец заговорит.

- Был у Пешковых, - сказал старик и уточнил: - У Максима Горького гостил. Там и узнал, что живете вы рядом, и не смог уехать, не повидав ребятишек, вас… Фамилия моя Морозов Николай Александрович. В почетных академиках состою. Не слыхали?