С. Глуховский - Когда вырастали крылья

- Начальника жандармерии? Как же мне его не знать, когда за ним еще картежный должок остался. - И горестно вздохнул: - Вызвали генерала в департамент. Если он в Харьков не вернется, плакали мои денежки.

- Жаль, - сказал первый пулеметчик. - У меня с ним тоже счеты не сведены.

- Вот как? И тоже по преферансу?

- Не имел чести… Хотел по старому знакомству представиться. Самая пора напомнить генералу, что едет наш девяносто четвертый Казанский пехотный полк на Румынский фронт. Воевать едем. Без царя и без бога - за наше Отечество.

Другой пулеметчик, вскинув на ремень винтовку, добавил:

- Везет тыловому жандармскому начальству… Так вы хоть, когда увидите генерала, назовите ему председателя [26] ревкома нашего полка. - Он посмотрел на первого пулеметчика: - Имя и фамилию легко запомнить - обыкновенные, русские: Петр Баранов.

Прошло еще четыре года. В том же Харькове размещался штаб войск Украины и Крыма. Начальник политического управления этих войск Петр Ионович Баранов знал, конечно, что архив местной жандармерии частью уничтожен, частью вывезен. Он лишь однажды наведался в архив, где случайно обнаружили копию бумаги из переписки, связанной с розысками некоего Александра Тихомирова, крестьянина из Костромской губернии. Приколота была к этой бумаге фотография. Петр Ионович узнал эту фотографию - точно такая же была в синей папке.

…Не думал тогда Петр Ионович, что много лет спустя, уже после его смерти, займутся розысками других документов, хранившихся в синей папке, а записи из его тюремной тетради перейдут в журнальные статьи и в книги.

Тетрадь в черном коленкоровом переплете с круглой сургучной печатью начальника Казанской губернской тюрьмы хранится сейчас в архиве семьи Петра Ионовича Баранова.

Далеко от Петрограда

1

Война еще шла, а фронт уже разваливался.

Осенью 1917 года на полях Молдавии и Румынии началось великое брожение в русских войсках. А тут еще объявили приказ командующего Румынским фронтом генерала Щербачева о роспуске седьмой армии, и это ускорило разброд на юге. На первый взгляд приказ генерала Щербачева казался нелепым, несуразным. Фронт против австрийцев оголял тот, кто клялся в верности Временному правительству и ратовал за войну до победного конца.

Что же встревожило генерала Щербачева?

Из Питера пришла весть о победе пролетарской революции. Первые ленинские декреты о земле и мире дошли до окопов.

За Днестром подняла голову контрреволюция.

Бряцали оружием гайдамаки. [27]

А на фронте солдаты митинговали. Горластые анархисты старались всех перекричать. Мутили воду меньшевики, эсеры, националисты. Встревоженная, бурлящая масса не сразу могла отличить сущую правду от прикрашенной лжи и крикливой демагогии. Но реакционные генералы и офицеры Румынского фронта сразу учуяли, где таится главная для них опасность. Они быстро смекнули, что с австрийцами и на худой мир можно договориться, а с Лениным, с Советами придется драться насмерть.

Ревкомы частей и армии требовали полностью признать Советскую власть и не разоружаться до получения указаний из Питера. Расформировав седьмую армию, выдав ее солдатам демобилизационные удостоверения, генерал Щербачев действовал по указанию заговорщиков. И результат этой провокации быстро сказался. Демобилизованные ринулись в тыл через позиции восьмой армии.

- Куда вас несет? - спрашивали их.

- По домам! Отвоевались…

Они потрясали бумажками и подтрунивали над солдатами восьмой армии:

- Митингуете, служивые? Развесили уши и слушаете агитаторов?

- Эй, серые, присоединяйся! К зиме дома будем.

- Агитируй ногами за землю, за теплую хату.

Солдаты почесывали затылки:

- Ай правда?…

Четвертый год идет война. Осточертели «карпатские долины, кладбища удальцов». А тут говорят разное, всяк на свой лад агитирует. Когда же этому конец? Может, самая пора пришла «агитировать ногами» за конец войны?

В те суровые и смутные дни, на далекой чужбине, откуда было знать рядовому солдату Румынского фронта, что от войны ему не уйти, что скоро, очень скоро вспыхнет она на тех самых дорогах, что ведут к Питеру, к дому, к семье…

В Приднестровье и на Буге казачьи заслоны встретили демобилизованных из седьмой армии. Не разбирались, у кого есть «генеральская бумага», у кого нет, - всех призвали в войска Украинской рады и вооружили, чтобы воевать уже не с чужеземцами, а против своих. Непокорных судили, расстреливали.

Вот когда раскусили солдаты своего «главнокомандующего благодетеля». Как же теперь быть? Куда податься? [28]

Одни дезертировали на свой страх и риск, в одиночку и группами пробивались на север и на восток. Многие же повернули назад, к фронту, и сами потянулись к оружию.

Теперь они знали, в каком стане сражаться. Не дали им избавления ни царь, ни Временное правительство. И будут они собственной рукой утверждать правду на земле - правду, о которой прослышали еще на Румынском фронте.

Там, на солдатских митингах, выступали разные ораторы. Не скупились на посулы. Но только у большевиков слова не расходились с делами. И солдаты вспоминали сейчас тех, кого не сломили царские тюрьмы и каторги и кто делил с ними тяготы окопной жизни. Вспомнили, например, балтийца Семена Рошаля и своего брата-пехотинца, рядового Петра Баранова. Оба - питерцы, большевики. Матрос и солдат не заискивали перед золотопогонниками. Матрос и солдат знали ленинскую правду и не побоялись самого генерала Щербачева. Они пришли в штаб-квартиру командующего и именем Советской власти потребовали уважать и выполнять ее декреты.

В войсках шла молва, что казаки, охранявшие генерала Щербачева, расстреляли матроса. А солдат сбежал. И теперь в Карпатах собирает большой отряд…

2

Так ли это было?

Да, Семен Рошаль и Петр Баранов были земляками. Они знали друг о друге, а встретились далеко от Питера, на Румынском фронте.

Когда Баранов исполнял в Питере обязанности председателя Союза конторщиков, ему рассказали о Рошале, бывшем студенте-медике, затем конторщике из больничной кассы Путиловского завода. Это был совсем юный и очень отважный подпольщик, известный в партийных кругах под кличкой «Доктор». Арест Петра помешал встрече с Доктором. Когда Баранова выслали из столицы, его камеру в «Крестах» занял Рошаль, арестованный за революционную пропаганду в войсках. Февральская революция вызволила Баранова из Казанской тюрьмы, а Рошаля - из «Крестов». [29]

Июнь 1917 года. Казанский пехотный полк прибывает в Могилев-Подольский и зачисляется в 41-ю дивизию Румынского фронта. Председателя полкового комитета рядового Баранова солдаты посылают своим делегатом на съезд социал-демократов восьмой армии. В это время на родине Петра, в Новой Деревне, бывший председатель большевистского кронштадтского комитета матросов Семен Рошаль прячется от ищеек Керенского. Он снова попадает в «Кресты», откуда его освободила уже Октябрьская революция.