Игнасио Идальго де Сиснерос - Меняю курс

На другой день Прието и Марселино Доминго отправились в отель «Георг V» к дону Сантьяго Альба для переговоров. Меня они предупредили не занимать телефон, ибо ждали [206] важных новостей. Действительно, через некоторое время из Мадрида позвонил Алькала Самора. Узнав, что Прието нет в пансионе, он попросил меня немедленно передать ему, что в Испании провозглашена республика и Марселино Доминго, Мартинесу Баррио и Прието необходимо срочно возвращаться в Мадрид. Я сразу же сообщил новость дону Инда, который решил ехать в тот же вечер, хотя времени в его распоряжении оставалось очень мало. В восемь часов андайским экспрессом в Испанию выехали Прието, Доминго, Мартинес Баррио с женой и свояченицей, Фернандо Ортис де Эчагуэ, европейский представитель аргентинской газеты «Ла Насион», Хосе Арагон и я.

В Биаррице Хосе разбудил меня. Мы отправились в купе Прието и Доминго. Когда мы вошли, дон Инда со свойственным ему «оптимизмом», полушутливо говорил Марселино Доминго: «Не стройте себе иллюзий. Как только мы переедем границу, нас схватят и посадят в тюрьму, ибо, если рассуждать логично, с тех пор, как мы говорили с Нисето{103}, обстановка должна измениться в пользу монархии». На Марселино слова Прието произвели неприятное впечатление, хотя он и стремился скрыть свое беспокойство.

Наконец мы переехали границу. Тысячи людей с оркестрами, с сотнями красных флагов и республиканских знамен с энтузиазмом встречали нас. Впервые я увидел республиканский флаг, о существовании которого даже не подозревал, и впервые услышал возгласы: «Да здравствуют герои «Куатро виентос»!» От такого приветствия у меня по коже побежали мурашки, и я почувствовал себя неловко. Никогда не предполагал, что мое неожиданное и вынужденное участие в восстании может быть воспринято как героический акт. Более того, непродуманные действия, которыми началась и закончилась эта авантюра, пугали меня.

На всех станциях нас приветствовали толпы народа со знаменами. Когда мы прибыли в Виторию (родину двух героев «Куатро виентос», ехавших в этом поезде), Прието, приготовившись выступить перед народом, заполнившим перрон, предложил Хосе и мне стать рядом с ним у окна. Но не успел он и рта раскрыть, как, к его огромному негодованию, поезд тронулся и он лишился возможности разразиться перед виторианцами хвалебной речью, которую намеревался посвятить нашим геройским подвигам. [207]

В Миранда де Эбро Прието выработал с начальником вокзала план следования нашего поезда, чтобы он ни на одной станции не встретился с составом, увозившим во Францию королевскую семью. Прието не хотел, как он сказал, доставлять королеве страдания при виде энтузиазма, с каким народ принимал нас. Наконец в восемь часов вечера мы прибыли в Мадрид.

Даже не пытаюсь описать устроенный нам прием. Было что-то апофеозное. Скажу только, что каким-то образом я очутился в автомобиле с десятью или двенадцатью людьми и большим республиканским флагом. В конце улицы Сан-Висенте наша машина столкнулась с другой машиной, тоже переполненной людьми. Впервые в истории Испании столкновение обошлось без оскорблений и даже без крепких выражений. Все держали себя с изысканной вежливостью. Меня пересадили в исправный автомобиль и на полной скорости, с криками «Да здравствует республика!» доставили и бережно сдали на сцену актового зала «Атенео», битком набитого народом. Оказавшись один на сцене перед тысячами людей, аплодировавших мне и, видимо, ожидавших от меня чего-то, я не знал, что делать, пока в голову мне не пришла спасительная и гениальная мысль - поднять кулак и провозгласить здравицу в честь республики. Публика ответила с неподдельным энтузиазмом и, возбужденная, ринулась на сцену. Каким-то образом я вновь очутился на оживленных улицах, по которым меня повели к центру города. Никогда я не видел такого подъема; лица у всех выражали искреннюю радость, незнакомые люди приветливо разговаривали друг с другом. При виде этого зрелища не оставалось никаких сомнений: народ Мадрида безоговорочно приветствует провозглашение республики.

И все же я чувствовал себя одиноким, мне было грустно. Нелегко объяснить мое состояние в ту ночь. Республика, для которой я многим рисковал, досталась без особого труда. Ее идея восторжествовала, я вернулся в Испанию почти героем. Мое общественное положение восстанавливалось, а с ним осуществлялось и мое самое заветное желание - летать, только этого мне и не хватало в эмиграции. В общем обстоятельства сложились так, что я должен был быть доволен, но в действительности все оказалось совсем по-иному. В городе, где большинство жителей словно сошло с ума, я никого не знал. Мои родные, друзья и знакомые не ходили по улицам, не выкрикивали здравиц и не распевали песен. Они заперлись в [208] своих домах, взволнованные, испуганные, страшась последствий происшедших изменений. Они пережили много горьких минут, считая падение монархии большим несчастьем. Я не мог увидеться с ними. Не мог появиться в казино, где часто бывал раньше. Теперь это считалось бы плохим тоном. Для многих завсегдатаев мое появление в день их поражения было бы расценено как поступок человека, не обладающего должным тактом и желающего похвастаться своей победой.

Я не мог и не хотел оскорбить своих друзей-монархистов. Ведь на протяжении всего времени моего пребывания в эмиграции они, забыв о политике, разделившей нас, относились ко мне просто, как к другу.

Поэтому- то я чувствовал себя подавленным и покинутым. Радость других только усиливала мою печаль. С грустным выражением лица, столь неподходящим для такого момента, я добрался до отеля на площади Бильбао и вызвал ночного сторожа. Бросив на меня взгляд, он, вместо того чтобы открыть дверь, пошел в бар, расположенный в том же помещении. Это показалось мне странным. Сейчас же оттуда вышли официант, хозяин бара и какой-то человек. Они подошли ко мне, подали руку, говоря, что очень рады видеть меня, и пригласили зайти в бар отпраздновать мой приход. Тронутый неожиданным проявлением уважения, я пошел вслед за ними. Подали стаканы, наполненные вином. Перебивая друг друга, ночной сторож, официант и хозяин рассказали мне: когда в ночь восстания я пришел переодеться в военную форму перед поездкой в «Куатро виентос», оставив ждать в такси Арагона и Кейпо, ночной сторож подумал, что мы что-то замышляем, и сказал об этом официанту. Утром, увидев над Мадридом самолеты, разбрасывавшие листовки, они поняли, в чем дело. Один из служащих отеля сообщил со всеми подробностями об обыске в моей комнате, устроенном полицией, описавшей и конфисковавшей мои чемоданы.

Эти события много раз обсуждались в баре. Сердечный прием, оказанный мне этими людьми, объяснялся их республиканскими взглядами.