Иван Спирин - Записки военного летчика

Начало Отечественной войны совпало с очередным выпуском школы. Надо было слышать разговоры между счастливцами-выпускниками и теми, кому надлежало еще пребывать в стенах школы.

- Ты хоть напиши, не загордись, - обращался к отбывающему другу остающийся, с трудом скрывая завистливые нотки.

- Обязательно напишу. Да что там! Скоро все в Берлине увидимся.

Уже тогда, в самую трудную пору войны, когда Красная Армия под напором превосходящих сил противника испытывала жестокие неудачи, советские летчика свято верили в победу, в несокрушимую силу своих крыльев. [155]

Многие из этих первых предвозвестников победы не дождались радостных дней. Сверстники героя Николая Гастелло, они так же, как и он, отдали без колебаний свою молодую жизнь за мать-родину в самую тяжкую для нее годину. Память о них бессмертна…

А сколько приходилось получать рапортов с настойчивыми просьбами: «Отправьте на фронт. Прогоним немца - вернусь, доучусь»…

Иной раз в атмосфере этого жадного нетерпения, исходящего буквально от всех, начиная со старых кадровых летчиков-инструкторов и до безусых бойцов из наземной службы, - у самого начинало, как говорится, «сосать под ложечкой». Ведь и у меня на сердце жгло от тех же неотступных мыслей: «вырваться бы на фронт, сразиться с врагом».

Но фронт требовал кадры. Требовал летчиков, штурманов - смелых, отважных, в совершенстве владевших искусством современного воздушного боя. В этом был залог победы. И мы готовили эти кадры упорно, настойчиво, непреклонно. День и ночь рокотали самолеты над летным полем школы, над чудесными лесами, над прославленными Левитаном приволжскими пейзажами.

Сроки выпуска экипажей все уплотнялись. Люди работали безустали, без сна, полные гнева к немецким захватчикам.

И вот - свершилось. Как-то рано утром в мою рабочую комнату на командном пункте зашел начальник штаба. Уже по одному его внешнему виду я понял, что произошло что-то необычное. Всегда невозмутимо спокойный, подчеркнуто сдержанный, полковник был на этот раз возбужден до крайности.

- Что случилось? - спросил я, принимая из его рук бланк шифровки.

Но едва прочитав первые слова, понял все. Приказом из Москвы наша высшая школа с сегодняшнего дня превращалась в боевую часть Действующей армии. Весь личный летно-подъемный состав, от слушателей и инструкторов до преподавателей дисциплин, призывался на выполнение боевых заданий. Действовать приказывалось непосредственно с места, т.-е. с аэродромов школы.

Не выпуская из рук шифровки, я стоял в глубоком радостном волнении. Трудно было переоценить всю значительность происшедшего. В скупых словах приказа [156] заключался огромный смысл, отражались события исторической важности.

…Враг у Смоленска. Сегодня по радио было передано: «наши войска отступили перед численно превосходящими силами противника». Ударами клинка по сердцу отозвались эти слова. Значит, очень тяжело там, на фронте. Нехватает сил. Нехватает людей. Нехватает авиации. Вот что означает эта бумажка. Вот в чем ее истинный смысл.

Забыв о присутствии начальника штаба, я почти в голос произношу последние слова. Потом спохватываюсь и оборачиваюсь к нему. Встречаю проницательный, серьезный взгляд. Полковник, видимо, наблюдал за мной, и я по его глазам вижу, что он отлично все понимает, что в его душе такая же боль за Родину, как и у меня.

Мы не говорим об этом ни полслова. Я кладу документ на стол, даю приказ созвать всех командиров на экстренное совещание.

Так начинается новый этап в жизни Высшей школы штурманов и летчиков.

Лунная летняя ночь. Полная тепла, соловьиных трелей, мерцающих звезд. Сколько связано с ней воспоминаний юности, но в этот грозный год мы восхищались лунными ночами по-иному. Прозрачные, ясные, они были нашей удачей, помогали нам в суровой боевой страде.

И все же, мы невольно поддавались иной раз волшебству этих ночей, любовались ими. Бывало, в передышку между полетами, отойдешь на край летного поля, посмотришь вокруг и только вздохнешь от восторга: красавица ночь! Лес будто залит серебром, вековые сосны тихо колышутся, каждую ветку видно, хоть считай, а под ногами - мягкий зеленый ковер.

Вновь вспыхивают погасшие ненадолго прожекторы, рассекают полосами слепящего света тихую ночь. Снова неистовый гул моторов, вихри пыли из-под винтов, предостерегающие сигналы автозаправщиков, снующих позади самолетов.

Без суеты, сосредоточенно, четко движутся в этом хаосе звуков люди: механики, техники, оружейники готовят новую группу самолетов к вылету. Боевые экипажи тут же: летчики, штурманы, стрелки-радисты. В кинематографическом свете прожекторов их лица выглядят призрачно-бледными, как на экране. Меховое обмундирование [157] - шлемы, комбинезоны, мохнатые унты - делает их фигуры причудливыми. Будто в эту теплую ночь пришли неожиданно обитатели ледяных просторов арктики. Но там, на высоте, куда сейчас пойдут машины, пожалуй, будет не теплее.

Я стою несколько поодаль с группой командиров, слушаю последние донесения и смотрю на лица людей, уходящих в полет. Вот сейчас они взлетят и уйдут в ночь, в бой. Сколько раз уже провожал я своих питомцев. Трудно счесть. Но я не помню, чтобы, напутствуя, я когда-нибудь мог заметить хотя бы тень малодушия или страха на их лицах. Всякий раз глаза мои встречались со взглядом твердым, уверенным, полным решимости.

Было радостно, сердце наполняла гордость за чудесное крылатое племя, выращенное нашей страной.

Но вот сказаны последние нужные слова, закончены все приготовления. Экипажи расходятся по своим кораблям. Могучие машины, бороздя землю, бегут к стартовой линейке. Стартер дает команду на взлет, - и стальные птицы взмывают в воздух, серебрясь в лунном сиянии ночи. Пологий разворот и, тая в прозрачной дали, боевые эскадрильи уходят на запад.

Я ворочаюсь на узком диване в своей рабочей комнате на командном пункте. Сейчас затишье. Можно часок отдохнуть. Но куда девался сон? Глаза упорно тянутся к стрелкам часов. Время идет нескончаемо долго. Четыре. Значит, скоро у цели. Как-то будет там? Все ли Задастся, как намечалось? В назначенном ли пункте присоединились истребители? Сумеют ли пройти экипажи вслепую самый опасный отрезок пути? Ведь там низкая сплошная облачность. Это и хорошо, и плохо. Вывалиться из облаков на врага, - удачный маневр. Но тут нужна предельная точность…

Чем ближе к часу возвращения из боя - тем больше напряжение и тревога. Под конец нехватает терпенья оставаться на командном пункте, и мы - я и мои помощники - возвращаемся на аэродром. Здесь также царит нетерпение и тревога. Техники, механики, бойцы наземной службы, - все, кто готовил и отправлял машины, - ждут. Иные лежат в траве и переговариваются шопотом. Другие заняты делом, чтоб время шло скорей. У всех одна мысль: как там, все ли удачно? [158]