Илья Толстой - Мои воспоминания

"Вам пишут каждый день, и все знаете обо мне. Пишу сам "для прочности". Общее состояние хорошо. Если на что жаловаться, то на сон, вследствие чего голова не свежа и не могу работать. Лежу и слушаю женский разговор и так погружен в женский лик, что уже сам начинаю говорить: "Я спала". А на душе мне хорошо, немного иногда тревожно о ком-нибудь из вас, о душевном вашем состоянии, но не позволяю этого себе и жду и радуюсь на течение жизни. Вы только поменьше предпринимайте, а живите только бы без дурного, и выйдет прекрасно. Целую вас и Колечку" 3.

К тому же времени относится следующее письмо:

"Написал тебе сейчас, милый друг Илья, письмо, правдивое по моему чувству, но, боюсь, несправедливое, и не послал. Я говорил там неприятности, но я не имею на это права. Я не знаю тебя, как хотел бы и как нужно мне тебя знать. И в этом виноват я. И хочу это поправить. Многое я знаю в тебе, что мне не нравится, но не знаю всего. Насчет поездки твоей думаю, что в вашем положении учащихся -- не в одной гимназии, но в

209

возрасте учащегося -- лучше меньше суетиться, потом всякие денежные бесполезные расходы, от которых легче воздержаться, -- безнравственны, по моему мнению, и по твоему, если только ты подумаешь. Если приедешь, я для себя буду рад, если только ты не будешь неразлучен с Головиным.

Так делай как знаешь. -- А работать тебе надо и головой, думать, читать, -- и сердцем, то есть разбираться в том, что точно хорошо и что дурно, хотя и кажется, что хорошо. Целую тебя. Л. Т. " 4.

Следующих три письма-- 1887 года.

"Милый друг Илья.

Все мне кто или что-нибудь да мешает отвечать на твои важные и дорогие для меня письма, -- особенно последнее.

То был Бутурлин, то нездоровье, бессонница, то сейчас приехал Джунковский, товарищ Хилкова, о котором я писал тебе. Он сидит за чаем и говорит с дамами (все не понимая друг друга), а я ушел и хочу хоть что-нибудь написать из всего, что я о тебе думаю.

Положим, что Софья Алексеевна запрашивает *, но подождать не худо, -- главное, с той стороны, чтобы укрепить ваши взгляды, веру. Все в этом. А то ужасно от одного берега отстать, к другому не пристать.

Берег, собственно, один -- честная, добрая жизнь себе на радость и на пользу людям. Но есть не добрая жизнь, так услащенная, такая общая всем, что если держаться ее, то не заметишь того, что это не добрая жизнь, и мучаешься одной совестью, если она есть; но если отстать от нее и не пристать к настоящему берегу, то будешь мучиться и одиночеством и упреками, что отстал от людей, и совестно. Одним словом, я хочу сказать, что нельзя желать быть немножко добрым, нельзя прыгать в воду, не умея плавать. Надо быть правдивым, желать быть и добрым вовсю. А чувствуешь ли ты это в себе? Все это я говорю к тому, что суждение княгини Марии Алексеевны ** о твоей женитьбе известное: жениться молодым без достаточного состояния. Пойдут

* Я писал отцу, что мать моей невесты не разрешает мне жениться раньше двух лет. (Прим. автора.)

** Отец взял грибоедовскую княгиню Марию Алексеевну как символ/ (Прим. автора.)

210

дети, нужда, прискучат друг другу через один-два года, десять лет, пойдут ссоры, недостатки, -- ад. И во всем этом княгиня Марья Алексеевна совершенно права и предсказывает верно, если только у этих женящихся людей нет другой одной-единственной цели, неизвестной княгине Марье Алексеевне -- и цели не головной, не рассудком признаваемой, а составляющей свет жизни и достижение которой волнует более, чем все другое. Есть это у вас -- хорошо, женитесь сейчас же, и Марья Алексеевна останется в дураках. А нет этого, из ста шансов девяносто девять, что, кроме несчастья, от брака ничего не выйдет. Говорю тебе от всей души. И ты также всей душой прийми мои слова и взвесь их. Кроме любви моей к тебе как к сыну, есть еще любовь к тебе как к человеку, стоящему на распутье. Целую тебя, Лелю, Колечку и Сережу, если он вернулся. Мы живы и здоровы" 5.

К тому же времени относится и следующее письмо: "Получили твое письмо к Тане, милый друг Илья, и вижу, что ты идешь все вперед к той же цели, которая поставилась тебе, и захотелось мне написать тебе и ей (потому что ты, верно, ей все говоришь), что я думаю об этом. А думаю я об этом много и с радостью и страхом-- вместе. Думаю я вот что: жениться, чтобы веселее было жить, никогда не удастся. Поставить своей главной, заменяющей все другое, целью женитьбу -- соединение с тем, кого любишь, -- есть большая ошибка. И очевидная, если вдумаешься. Цель -- женитьба. Ну, женились, а потом что? Если цели жизни другой не было до женитьбы, то потом вдвоем ужасно трудно, почти невозможно найти ее. Даже наверное, если не было общей цели до женитьбы, то потом уж ни за что не сойдешься, а всегда разойдешься. Женитьба только тогда дает счастье, когда цель одна, -- люди встретились по дороге и говорят: "Давай пойдем вместе". -- "Давай", -- и подают друг другу руку, а не тогда, когда они, притянутые друг к другу, оба свернули с дороги.

В первом случае будет вот так.

Во втором случае так.

Все это потому, что одинаково ложное понятие, разделяемое многими, то, что жизнь есть юдоль плача, как и то понятие, разделяемое огромным большинством понятие, к которому и молодость, и здоровье, и богатство тебя склоняют, что жизнь есть место увеселения. Жизнь

211

есть место служения, при котором приходится переносить иногда и много тяжелого, но чаще испытывать очень, много радостей. Только радости-то настоящие могут быть только тогда, когда люди сами понимают свою жизнь как служение; имеют определенную, вне себя, своего личного счастия цель жизни.

Обыкновенно женящиеся люди совершенно забывают это.

Так много предстоит радостных событий женитьбы, рождение детей, что, кажется, эти события и составляют самую жизнь. Но это опасный обман. Если родители проживут и нарожают детей, не имея цели в жизни, то они отложат только вопрос о цели жизни и то наказание, которому подвергаются люди, живущие не зная зачем, они только отложат это, но не избегнут, потому что придется воспитывать, руководить детей, а руководить нечем. И тогда родители теряют свои человеческие свойства и счастие, сопряженное с ними, и делаются племенной скотиной.

Так вот я и говорю: людям, собирающимся жениться именно потому, что их жизнь кажется им полною, надо больше, чем когда-нибудь, думать и уяснить себе, во имя чего живет каждый из них. А чтобы уяснить себе это, надо думать, обдумать условия, в которых живешь, свое прошедшее, расценить в жизни все, что считаешь важным, что не важным, узнать -- во что веришь, то есть что считаешь всегдашней, несомненной истиной и чем будешь руководствоваться в жизни. И не столько узнать, уяснить себе, но испытать на деле, провести или проводить в свою жизнь, потому что пока не делаешь того, во что веришь, сам не знаешь, -- веришь ли или нет. Веру твою я знаю, и вот эту веру или те стороны ее, : которые выражаются в делах, тебе и надо больше, чем когда-нибудь, именно теперь уяснить себе, проводя ее в дело.