Гарри Табачник - Слава не меркнет

занятия.

Конечно, странно было бы, если бы сразу и всеми они были встречены с восторгом. Уж очень

непривычно и неожиданно это было. Привыкали постепенно и с трудом.

На этих занятиях изучались и теория полетов, и тактика воздушного боя, и техника. Все это было

безусловно необходимо. Но помимо этого была еще одна сторона «уроков Смушкевича», которая

сказалась значительно позднее, но которую он несомненно имел в виду. В конечном счете от нее зависело

все.

Сразу же после своего прибытия в бригаду Смушкевич занялся тщательным изучением уклада жизни

летчиков. Внимательно наблюдал за всем, что происходит, что-то помечая в своем блокноте. Потом его

привыкли видеть с этим блокнотом везде, куда бы он ни приходил. [19]

И если перелистать его страницы, то мы узнаем, что занимало мысли комбрига.

«Вчера наблюдал за полетами. Бросилось в глаза нежелание, с каким собирался в воздух П. Помню, когда

он два года назад только пришел к нам из училища, его нельзя было удержать на земле...

После полета отозвал его в сторону. Спрашиваю, в чем дело. Мнется... «Отлетали положенное?» «Так

точно». «Так что же?» «Да разве это полет? — отвечает. — Просто «галочки» кому-то в журнале

поставить надо. Что делаешь в воздухе, никого не интересует. У меня горючего на четыре-пять часов.

Свое задание я выполняю за два. Но сесть не могу. Вот и «утюжу» небо, пока время не выйдет.

«Отутюжил» положенные часы, выложили на «Т» твой номер — можешь садиться и идти гулять. А кому

это надо?»

П. прав. Это никому не надо».

Смушкевич ищет. Вместе со своим штабом он начинает разрабатывать план боевой подготовки.

Старый журнал. На обложке: «План боевой подготовки Витебской бригады на 1933 год».

Выцветшие чернила. Фамилии летчиков. Иных из них уже нет в живых. Но живет каждая клеточка

журнала. Четкий, нарастающий ритм слышится в этих по-военному лаконичных записях...

«Все машины своевременно вышли на «цель»».

«Стрельбу по конусу эскадрильи №... и №... вели успешно».

«Все отряды выполнили упражнения по стрельбе и бомбометанию».

Ни о какой «утюжке» неба речи больше не было. Каждый летчик, каждый отряд, каждая эскадрилья

теперь получали вполне определенное задание.

Попробуй не прийти вовремя к полигону — не успеешь выполнить упражнения, ведь на хвосте у [20]

тебя сидит следующий. Вот тебе и проверка умения ориентироваться, выдерживать маршрут и скорость.

В общем, всего того, что раньше измерялось только количеством проведенных в воздухе часов. А

пробоины в мишенях и в конусе добавляли к этому еще и рассказ о том, как проходит стрельба в полете.

Еще одна запись в журнале: «Летчик Александров успешно установил радиосвязь с аэродромом».

Это было целое событие. Неподалеку от штаба находилась машина с радиостанцией. И всего в

нескольких километрах от нее был самолет. Смушкевич сидел возле радиста. Грохотом, треском, свистом

откликался на позывные эфир. И вдруг... Та-та-тата. И еще раз: Татта-тат-та... Сомнений быть не могло: кому-то удалось прорваться.

— Здорово! Молодчина! — радовался Смушкевич. — Это большая удача.

Их было совсем немного на первых порах, чей голос удавалось услышать в эфире. Авиация еще только

освобождалась от немоты.

Все это было подготовкой к самому главному, чего хотели добиться витебцы, — летать в любых

условиях, как на войне.

В то время уже многие летчики понимали, что боевые условия не дадут никаких скидок на холод и

непогоду, что рано или поздно техника преодолеет и эти барьеры на пути в небо. Но надо, чтобы они, летчики, тоже были готовы к этому. Заслуга Смушкевича не только в том, что он понимал это, но и в том, что у него хватило смелости от слов перейти к делу. .

Утром в квартире Смушкевичей раздался звонок. Открыв дверь, Бася Соломоновна увидела целую

делегацию женщин.

— Мы к Якову Владимировичу, — заявили они.

— Входите. [21]

— Вы уж, Бася Соломоновна, будьте нашим союзником, — перебивая друг друга, заговорили женщины.

— Правда, выручайте... Сколько гарнизонов объехали, а такого нигде не было.

— А в чем дело? — спросила жена Смушкевича.

— Да в лагерях этих... Мало ему полетов днем, так он и ночью придумал. Лета не хватать стало — давай

зимой теперь.

Жена командира молча слушала женщин. Где-то в глубине души, как и каждая женщина, которая хочет, чтобы ее муж был подольше дома, с нею, с детьми, она была с ними согласна. И до того редко бывавший

с семьей, Яков Владимирович теперь оставался дома еще реже. Но, хорошо зная мужа, она понимала, что

иначе он не может, что говорить с ним бесполезно. Не будь этого — не была бы счастлива их жизнь. Но

как все это объяснить им?

— А Якова Владимировича нет, — сказала она. — Уехал.

— Куда?

— В лагеря...

Женщины смущенно затихли. Выходит, и жене командира бригады не легче.

А в лагерях дни до предела насыщены учебой, работой, полетами. Под аэродром решили использовать

замерзшее озеро Лесвидо. Моторы отогревали горячей водой, которую подвозили в установленных на

санях бочках. Их почему-то прозвали «гончарами». Отогревшись, моторы подавали голос. Самолеты

уходили в небо.

Смушкевич, как и все летчики, жил в палатке. Вставал он, наверное, раньше всех в лагере, с

удовольствием до красноты растирался снегом и свежий, бодрый приходил на озеро к началу полетов. Он

[22] был доволен. То, что задумал, претворялось в жизнь. Это натолкнуло его на мысль пойти еще

дальше. И когда с начальником штаба они подводили итоги зимней учебы, он сказал:

— Ну, хорошо, зимой мы выехали сюда, а летом все полеты опять с одного хорошо оборудованного

аэродрома. А начнись война, этот же аэродром первым подвергнется удару. Откуда тогда воевать? —

Смушкевич вопросительно посмотрел на Синякова.

— Стало быть, придется искать другие, — ответил начальник штаба.

— В том-то и дело. Другие... И там ведь не будет ни наших ангаров, ни взлетных полос.

— А воевать надо, — заметил Синяков.

— Искать же их нам придется, когда боевые действия будут идти уже полным ходом. А что, если... —

Смушкевич сделал паузу, — поискать их сейчас? И туда перенести и полеты и занятия.

Синяков подумал, что в академии этого ему слышать не приходилось. Считалось, что войну авиация

будет вести со своих заранее подготовленных аэродромов, и никто не думал о том, как быть, если они

известны противнику.

Этот молодой комбриг смотрел далеко вперед. Придумал зимние лагеря, которых не знала ни одна

авиация мира. Ну, зимой еще куда ни шло. Озеро под аэродром приспособили.

— А весной? А осенью? — вслух произнес Синяков. — Что будем делать тогда? Где мы найдем аэродром