Георгий Михайловский - Записки. Из истории российского внешнеполитического ведомства, 1914–1920 гг. Книга 1.

Отечественная история сегодня всё более привлекает внимание читателей. Особый интерес, безусловно, представляет то, что долгое время оставалось недоступным, пряталось в закрытых хранилищах или подчас пылилось на архивных полках. И вот кто-то из работников архива вдруг наталкивается на папку, тетрадь или листки, которые открывают доселе неизвестные страницы российской истории, рассказывают об интереснейших её периодах, причём увлекательно, приводя множество неизвестных фактов, помогая узнать и понять то, о чём мы порой даже не догадывались или имели искажённое представление.

Примером тому служат недавно обнаруженные в Архиве внешней политики Российской империи МИД РФ личные записки Георгия Николаевича Михайловского — русского дипломата, юриста-международника, сына известного писателя Николая Георгиевича Гарина-Михайловского. В подлиннике «Записки» представляют собой четыре толстые тетради, в которые сброшюрован первый экземпляр машинописного текста. На тетрадях — штампы: «Русский заграничный исторический архив, Прага», «Центральный Государственный архив Октябрьской революции». Каждая тетрадь подписана автором и носит следы, по-видимому, его же собственноручной правки. Но очевидно, что Г.Н. Михайловский делал записки для себя, специально для печати их не готовил…

В мидовский архив записки Михайловского попали в 1946 г. По всей очевидности, они были переданы в Москву из так называемого русского Пражского архива, история которого ещё ждёт своих исследователей. С тех пор — с 1946 г. — записки лежали в архиве МИД на Большой Серпуховской улице, к ним так никто и не притронулся.

Родился Георгий Николаевич в 1890 г. Его отец, потомственный дворянин, был, кроме всего прочего, крестником императора Николая I; мать, Надежда Валерьевна, урождённая Чарыкова, — дочь минского губернатора. Г.Н. Михайловский состоял в родстве с Н.В. Чарыковым, товарищем министра иностранных дел и российским послом в Константинополе, а также с посланником в Вашингтоне Ю.П. Бахметевым и другими влиятельными лицами.

В 1911 г. Михайловский с отличием оканчивает юридический факультет Петербургского университета. Его оставляют на кафедре международного права «для подготовления к профессорскому званию», а затем командируют за границу для научной работы. По возвращении в 1914 г. в Россию он был приглашён на службу в Министерство иностранных дел. Незаурядные способности и глубокие профессиональные знания юриста-международника дали Михайловскому возможность исключительно быстро продвинуться по служебной лестнице. За год с небольшим он занял в министерстве весьма высокое положение. Будучи принятым на должность секретаря по юрисконсультской части, он вскоре становится помощником начальника этого подразделения, а затем и начальником Международно-правового отдела, одновременно исполняет обязанности юрисконсульта министерства и члена Высшего призового суда.

Обстоятельства сложились так, что с самого начала работы в МИД Михайловскому пришлось заниматься широким кругом вопросов, связанных как с международно-правовыми, так и внутригосударственными юридическими проблемами, участвовать в работе различных межведомственных комиссий, готовить материалы для Совета министров и других российских государственных учреждений, а зачастую непосредственно для министра иностранных дел и его ближайших помощников.

Такое положение позволило молодому дипломату непосредственно наблюдать за основными государственными мероприятиями, проводившимися последними царскими министрами, а затем и деятелями Временного правительства. Позднее, в годы гражданской войны, ему довелось встречаться со многими государственными и политическими деятелями: российскими — белыми и красными — и зарубежными.

«Записки» ценны и тем, что в них много места отведено деятельности российского Министерства иностранных дел как в царский период, так и в период Временного правительства и при белогвардейских правительствах Деникина и Врангеля. Здесь содержится много фактов и сведений о структуре министерства, функциях его отдельных подразделений, персональном составе, об организации работы центрального аппарата и взаимоотношениях с верховной властью, о технике подготовки и осуществления различных внешнеполитических акций, об истории составления ряда хорошо известных политико-дипломатических документов.

Приехав во Францию после врангелевской эвакуации, Г.Н. Михайловский официально уходит с дипломатической службы, решительно отвергнув предложенное ему обеспеченное существование под крышей русского посольства в Париже; он отказался участвовать в том, что называл «загробной жизнью дипломатического ведомства».

В 1921 г. след Г.Н. Михайловского теряется, сведений о его дальнейшей судьбе, к сожалению, пока найти не удалось.

Рукопись, состоящая из трёх частей, названия которых говорят сами за себя — «Три года дипломатической службы при царском правительстве (август 1914 г. — февраль 1917 г.)», «Дипломатическая служба при Временном правительстве (март — октябрь 1917 г.)», «Дипломатическое ведомство и белое движение (октябрь 1917 г. — ноябрь 1920 г.)», — воспроизводится впервые в предлагаемой вниманию читателя книге полностью, без каких-либо изъятий и сокращений. Издательство лишь сделало краткие подзаголовки на полях, позволяющие лучше ориентироваться в богатом материале, собранном в этих «Записках».

Можно надеяться, что труд Георгия Николаевича Михайловского поможет современному читателю в постижении сути нашей трагической и героической истории, вызовет у него глубокие размышления о судьбах великой России.

Ещё два-три года назад, даже в перестроечное время, трудно было рассчитывать на то, что, наткнувшись в архивах на эти «Записки» очевидца и участника роковых для России событий конца второго десятилетия нашего века, их можно будет издать целиком, без купюр и многословных разъяснений. И не потому только, что составлены они в явно антибольшевистском, антисоветском, как принято было ещё совсем недавно выражаться, духе. И не потому, что автор «Записок» закончил свою дипломатическую карьеру в администрации белого движения.

Вся сложность и, пожалуй, даже деликатность положения состояла в том, что и в строках и между строк воспоминаний Г.