С. Кошечкин - Весенней гулкой ранью...

"Баюн Жигулей и Волги" (слова Есенина), Ширяевец в отблесках костров

отшумевшей вольницы узнавал зарю-заряницу Октября:

Нет, не умер Стенька Разин,

Снова грозный он идет...

Стихи и поэмы В. Маяковского, В. Хлебникова, М. Волошина, И.

Рукавишникова, А. Безыменского, И. Садофьева, В. Гиляровского...

Проза А. Чапыгина, В. Шишкова, А. Яковлева...

Пьесы К. Тренева, Ю. Юрьина, И. Шадрина, Д. Смолина...

Если все, что в те годы печаталось, ставилось, пелось о Пугачеве и

Разине, собрать воедино, получилось бы, пожалуй, несколько объемистых томов.

Идейно-художественные основы этих вещей, естественно, разные, запасы

литературной прочности - тоже. Но все они были вызваны к жизни героическим и

суровым временем. Тем самым временем, которое открывалось Есенину в видении:

"Пляшет перед взором буйственная Русь".

Жигули, костер Стеньки Разина, о которых поэт вспоминал накануне

Октября, спустя три года обернулись в его раздумьях разбойным Наганом,

Таловым уметом, грозной тенью императора Петра Федоровича...

Есенин задумал написать своего "Пугачева"...

2

В конце 1920 года одна из знакомых Есенина зашла в книжную лавку

"Московской трудовой артели художников слова" и застала поэта сидящим на

корточках где-то внизу. Он копался в книгах, стоящих на нижней полке, держа

в руках то один, то другой фолиант.

- Ищу материалов по пугачевскому бунту, - сказал Есенин. - Хочу писать

поэму о Пугачеве.

В. Вольпин, примерно в то же время побывавший у поэта в Богословском

переулке, видел на столике несколько книжек о Пугачеве с пометками Есенина,.

Материал для своей поэмы, вспоминал Анатолий Мариенгоф, Есенин черпал

из "академического Пушкина".

"Пугачев", по словам поэтессы Н. Грацианской, был написан "в окружении

эрудитных томов".

Сам поэт в разговорах с друзьями замечал, что, готовясь к "Пугачеву", он прочел "много материалов и книг", изучал их "несколько лет".

Сейчас, пожалуй, невозможно точно установить все источники, с которыми

знакомился Есенин. Но очевидно одно: историю крупнейшей крестьянской войны

он знал не понаслышке.

Начать с того, что из всех фамилий действующих лиц трагедии автором

вымышлена только одна - Крямин. Кирпичников, Караваев, Оболяев, Зарубин,

Хлопуша, Подуров, Шигаев, Торнов, Чумаков, Бурнов, Творогов - подлинные

фамилии сподвижников Пугачева. У Караваева сохранено и имя - Степан.

Не придуманы Есениным и генерал Траубенберг, атаман Тамбовцев,

оренбургский губернатор Рейнсдорп, полковник Ми-хельсон, вошедшие в трагедию

как действующие лица или упоминаемые по ходу действия.

Казак Крямин ни в пушкинской "Истории Пугачева", ни в других источниках

не встречается.

Чем же можно объяснить его появление у Есенина?

На мой взгляд, вот чем. Крямин действует только в одном,

заключительном, эпизоде - "Конец Пугачева". Он первым из заговорщиков стал

нагло поносить народного вождя:

О смешной, о смешной, о смешной Емельян!

Ты все такой же сумасбродный, слепой и вкрадчивый...

Крямин обливает грязью не только Пугачева. "Монгольский народ"

(калмыки) для него - трусливый "сброд", "дикая гнусь", способная лишь

грабить "слабых и меньших".

Дело, которому Пугачев и народ отдали так много сил, по словам Крямина,

"ненужная и глупая борьба".

Стреляя в Крямина, Пугачев стрелял в циничного предателя, презренного

негодяя: "Получай же награду свою, собака!"

Известно, однако, что при пленении Пугачева убит никто не был. Но

художнику нужен этот выстрел в несправедливость, подлость. Выстрел,

защищающий благородство помыслов Емельяна.

Так появилась в поэме зловещая фигура Крямина"

Этот вымысел не нарушает тактичности поэта в обращении с историческими

фактами.

Бережно сохраняет Есенин и названия мест, связанных с отдельными

событиями повстанческого движения.

Черемшан, Яик, Иргиз, Сакмара, Волга; Яицкий городок, Таловый умет,

Самара, Оренбург, Казань, Уфа, Оса, Сарапуль, Сарепта, Аральск, Гурьев - все

это пришло в трагедию из исторических документов.

Более того, за каждым эпизодом "Пугачева" стоит реальное событие, описанное в научной литературе.

Начало трагедии - "Появление Пугачева в Яицком городке". Емельян

обращается к старику сторожу:

Слушай, отче! Расскажи мне нежно,

Как живет здесь мудрый наш мужик?

Так же ль он в полях своих прилежно

Цедит молоко соломенное ржи?..

Так же ль мирен труд домохозяек,

Слышен прялки ровный разговор?

Сторож

Нет, прохожий! С этой жизнью Яик

Раздружился с самых давних пор...

. . . . . . . . . . . . . . . .

Всех связали, всех вневолили,

С голоду хоть жри железо.

В книге профессора Н. Фирсова "Пугачевщина" (1-е издание - 1908 год, 2-е - 1921 год) говорится:

"В глухом степном умете... Пугачев приступил к разведкам о положении и

настроении яицкого войска. "Каково живут яицкие казаки?" - спрашивал Пугачев

старика уметчика. "Худо, очень худо жить", - отвечал тот".

В своей книге Н. Фирсов пишет:

"...Внутри империи шаталось много бродячего люда. От безысходной нужды

многие приходили на фабрики и заводы... но, найдя тут еще худшее положение,

чем дома, снова бежали куда-нибудь к раскольникам, на Иргиз или на Яик...

Так создавалась особая, бродяжная Русь..."

Не в этих ли строках ученого исток поэтического монолога того же

старика сторожа:

Русь, Русь! И сколько их таких,

Как в решето просеивающих плоть,

Из края в край в твоих просторах шляется?

Чей голос их зовет,

Вложив светильником им посох в пальцы?

Идут они, идут! Зеленый славя гул,

Купая тело в ветре и в пыли,

Как будто кто сослал их всех на каторгу

Вертеть ногами

Сей шар земли.

Так на основе правды исторической Есенин силой своего таланта создает

правду особого характера - правду поэтическую. Здесь к месту вспомнить

Белинского: "... поэтические характеры могут быть не верны истории, лишь

были бы верны поэзии". Историзм "Пугачева" - поэтический историзм, а не

научный. Это, однако, отнюдь не означает, что Есенин произвольно определяет

реальные связи между событиями, причины того или иного явления. Дело обстоит

как раз наоборот.

"В "Пугачеве" нет никакой общественно-экономической подоплеки, вызвавшей к жизни Пугачевщину", - писал в свое время критик А. Машкин.

Но разве не об общественно-политической подоплеке восстания идет речь,

скажем, в первых эпизодах?

"Стон придавленной черни", "всех связали, всех вневолили", "пашен

суровых житель не найдет, где прикрыть головы", - насилие чиновников, дворян

Екатерины, тюрьмы, ложь, нищета, голод...

Уйти некуда - так всюду... Как же добиться воли, как найти счастье?