С. Кошечкин - Весенней гулкой ранью...
- Название:Весенней гулкой ранью...
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Юнацтва
- Год:1989
- Город:Минск
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
С. Кошечкин - Весенней гулкой ранью... краткое содержание
"Автор четырех сборников стихов, ряда работ о советских поэтах, в том числе о Я.Купале, Я.Коласе, М.Танке, С.П.Кошечкин много лет посвятил изучению жизни и творчества С.Есенина, опубликовал несколько книг о великом русском лирике. Книга этюдов-раздумий о Есенине Весенней гулкой ранью..., написанная в живой, непосредственной форме, дополнена этюдами о восприятии поэзии Есенина белорусскими и другими писателями и читателями."
Весенней гулкой ранью... - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
русской природы.
Уже его ранние стихи показали, что в литературу пришел поэт со своим
видением природы, поэт, умеющий находить красоту там, где ее не каждому дано
заметить. В этом отношении Есенин близок к Пушкину, которому, по словам
Белинского, "не нужно было ездить в Италию за картинами прекрасной природы, прекрасная природа была у него под рукой здесь, на Руси...".
Есенинское ощущение родной земли сродни народному мировосприятию с его
жизнелюбием, глубинным постижением красоты, одухотворением предметов;
мировосприятию, выраженному в преданиях и песнях, поверьях и загадках. Дух
народной поэзии пронизывал сознание Есенина сызмала.
Сельский паренек летним вечером стоит у дороги, прислонившись к иве. На
крышу дома падает лунный свет, где-то звучит соловьиная песня. Пареньку
"хорошо и тепло, как зимой у печки". Так может сказать только человек, для
которого природа есть нечто родное, неотделимое от его бытия.
Поля, луга, озера, деревья, цветы, туманы, метели, восходы и закаты -
во всем поэт открывает "душу живу", все находится с ним в родстве, в дружбе, поверяет ему свои тайны, как и он - свои заветные думы. Об этом хорошо
сказано в стихах нашего современника Виктора Бокова:
И снега, и закаты, и рощи, и нивы
Тихо, нежно просили: - От нас говори! -
Не поэтому ль так охранял он ревниво
Слово русское наше, светившее светом зари.
Как в народных песнях, былинах, сказках, в стихах Есенина природа
движется, переливается всеми цветами радуги. Для него любое дерево, растение
- живые существа. О вечере он может сказать: "Месяц в облачном тумане водит
с тучами игру". О ночной речке: "Распоясала зарница в пенных струях поясок".
Конопляник, будто человек, "грезит". А липы держат "в зеленых лапах птичий
гомон и щебетню".
Они давно уже вошли в народное сознание - есенинский клен, есенинская
березка... Особенно березка, юная, застенчивая подруга поэта: "Что шепчет
тебе ветер? О чем звенит песок?"
Образ березки-девушки был известен в русской поэзии и до Есенина. Можно
вспомнить песню поэта начала XIX века Н. Цыганова "При долинушке береза
белая стояла", некрасовский "Зеленый шум" ("Белая березонька с зеленою
косой")... Но ни у одного поэта образ березки не был так одухотворен, проникновенен, как у Есенина.
Не многим лирикам удалось по-своему опоэтизировать это дерево и после
Есенина.
Обратили на себя внимание и есенинские стихи о животных. Поэт
преисполнен нежности и сострадания к живым существам. Он "понимает" их
"души", "переживания".
Один из первых читателей есенинской "Лисицы" поэт Сергей Марков
вспоминает: "Я явственно видел "дремучее лицо", - отмежеванное красной
прошвой на снегу. . А сочетание запахов инея и глиняного угара! Только
подлинный поэт мог так передать предсмертные ощущения".
Или стихотворение "Корова":
Сердце неласково к шуму,
Мыши скребут в уголке.
Думает грустную думу
О белоногом телке.
Тоскующей о "белоногом телке", обреченной на убой, "снится ей белая
роща и травяные луга". Произведение о животном? Да, но не только о нем. Так
же, как в "Песне о собаке", в стихотворении "Корова" просвечивают
человеческая печаль, человеческое горе.
4
Впервые есенинскую "Песнь о собаке" я прочитал незадолго до войны, в
1940 году, будучи учеником восьмого класса. И этому чтению предшествовал
такой случай.
Жили мы - отец, мать и я - в небольшом домишке на пятой дачной просеке
под городом Куйбышевом. Неподалеку от нас, за забором, находился дом отдыха,
где сторожем был низенький и сухонький дядя Гриша. В ночную пору он ходил
мелкими шагами по лесным аллеям с двумя-тремя собаками, которых
подкармливали повара из столовой, а иногда и наша семья.
Как-то под вечер мать, процеживая козье молоко, сказала:
- Наверно, Григорий щенят топит: уж больно Динка в сарае воет...
Отец ничего не ответил, а я со всех ног бросился к забору. То, что
удалось разглядеть в щели между досками, навсегда врезалось в мое
сознание...
Спустя месяца три после этого случая, уже зимой, один мой старший
товарищ по клубному драмкружку сунул мне в руки какую-то затасканную книжку
и шепнул:
- Читай!..
Я бездумно листал замусоленные листки и вдруг увидел слова: "Песнь о
собаке".
Меня поразило заглавие стихотворения. Я знал в отрывках или слышал по
пересказам "Песнь о Гайавате", "Песнь о Сиде", "Песнь о Нибелунгах", "Песнь
о Роланде"... Слово "песнь" у меня соотносилось с чем-то возвышенным, таинственно торжественным. А тут - "Песнь о собаке"!
Я прочитал стихотворение, потом еще, и у меня сжалось горло. Такое
прежде было только один раз: после чтения рассказа Мамина-Сибиряка "Зимовье
на Студеной". Там - гибель доброго старика, его верного друга Музгарки; здесь - семерых щенят и большое горе матери... Как я ненавидел этого
"хмурого" хозяина, а заодно с ним и нашего соседа дядю Гришу с его
жилистыми, сухими руками!..
Чуть позже я пытался разгадать тайну воздействия есенинских строк.
Утром в ржаном закуте,
Где златятся рогожи в ряд,
Семерых ощенила сука,
Рыжих семерых щенят.
Ну, что тут особенного, рассуждал я. А "в закуте - сука" и на рифму
мало похоже. Глупец! Эта "небрежная" рифма в атмосфере т_а_к_о_г_о
стихотворения куда драгоценнее рифмы самой звучной, ибо несет в себе
точность смысловую, жизненную. Вряд ли потребовались бы большие усилия,
чтобы зарифмовать первую и третью строки "поскладнее". Но автор не пошел на
это, предпочел смысл форме, и чутье не подвело его.
До сих пор, когда перечитываю "Песнь о собаке", у меня замирает сердце
и я не перестаю восхищаться мастерством поэта.
Утро, "златятся" (от первых лучей солнца?) рогожи в ржаном закуте -
тишина, спокойствие, торжественность ("златятся"!). Начало нового дня -
начало новых жизней - "рыжих семерых щенят"... Вроде бы ничто не предвещает
беды. Но какая-то тревожная нота все-таки привносится этими ж-з-с-щ,
каким-то холодом веет от этих у-р-ы: неспроста они так определенно звучат в
каждой строке первой строфы:
До вечера она их ласкала,
Причесывая языком,
И струился снежок подталый
Под теплым ее животом.
"Ласкала, причесывая языком..." Не прилизывая, не приглаживая -
причесывая... Не обсушивала - прихорашивала.
А как мягко, любовно: "Струился снежок подталый..." Не снег - снежок: намело его в закут совсем немного. Снег там, за стенкой, во дворе, на
улице...
"А вечером..." Уже первые слова строфы рождают беспокойство, тревогу.
До вечера все было хорошо, а вот вечером... Что-то должно случиться! Ведь
недобрые дела чаще всего совершаются тайком, украдкой, под покровом темноты
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: