Арнольд Гессен - Жизнь поэта

И еще одно большое событие произошло 27 ноября 1836 года: на сцене Петербургского Большого театра впервые прозвучали мелодии оперы «Жизнь за царя» («Иван Сусанин»). Пушкин был знаком с автором оперы, композитором М. И. Глинкой, и вместе с друзьями присутствовал на его премьере.

Вскоре, 13 декабря, друзья чествовали композитора, автора оперы, и за обедом создали коллективно «Канон в честь М. И. Глинки»:

Пой в восторге, русский хор,

Вышла новая новинка.

Веселися, Русь! наш Глинка -

Уж не Глинка, а фарфор.

За прекрасную новинку

Славить будет глас молвы

Нашего Орфея Глинку

От Неглинной до Невы.

В честь толь славныя новинки

Грянь, труба и барабан,

Выпьем за здоровье Глинки

Мы глинтвеину стакан.

Слушая сию новинку,

Зависть, злобой омрачась,

Пусть скрежещет, но уж Глинку

Затоптать не может в грязь.

Первая строфа «Канона» была написана М. Ю. Виельгорским, вторая - П. А. Вяземским, третья - В. А. Жуковским, четвертая - Пушкиным.

Музыку к ней написали Одоевский и Виельгорский.

* * *

Несмотря на осложнения в семейной жизни, Пушкин продолжал работать над историей Петра, заинтересовался «Описанием земли Камчатки» С. П. Крашенинникова, встречался с литературными друзьями.

В Петербургском университете читал в то время лекции его друг, П. А. Плетнев, и пригласил на свою лекцию Пушкина.

Присутствовавший на лекции студент так вспоминал этот памятный в жизни тогдашней молодежи день: «Плетнев поднялся на кафедру, и в то же время в дверях аудитории показалась фигура Пушкина с его курчавой головой, огненными глазами и желтоватым, нервным ликом... Пушкин сел с каким-то другим господином из литераторов на одну из задних скамей и внимательно прослушал лекцию, не обращая внимания на беспрестанное осматривание его обращенными назад взорами сидевших впереди студентов. Профессор, читавший о древней русской литературе, вскользь упомянул о будущности ее, и при сем имя Пушкина прошло через его уста; возбуждение было сильное и едва не перешло в шумное приветствие знаменитого гостя. Это было уже в конце урочного часа, и Пушкин, как бы предчувствуя, что молодежь не удержится от взрыва, скромно удалился из аудитории, ожидая окончания лекции в общей проходной зале, куда вскоре вышел к нему Плетнев, и они вместе уехали. Это было незадолго до смерти Пушкина».

* * *

10 января 1837 года состоялась свадьба Дантеса с Екатериной Гончаровой. Дантес между тем полагал, что отношения его с домом Пушкина не должны прекратиться. Встречаясь с Натальей Николаевной на балах и вечерах, не стесняясь присутствием жены, он по-прежнему оказывал ей исключительное внимание, и сама Наталья Николаевна вела себя легкомысленно.

Дантес искал встречи с нею; великосветская дама Идалия Полетика, открытая ненавистница Пушкина, предоставила им для свидания свою квартиру, и встреча состоялась.

Всегда откровенно рассказывавшая мужу обо всем: о своих успехах в свете, о встречах с Дантесом, Наталья Николаевна скрыла от него это свидание, и Пушкин узнал о нем из полученного на другой день анонимного письма.

Раздражению и возмущению Пушкина не было предела. Поэт хотел публично оскорбить Дантеса на балу у Салтыкова, но Дантеса предупредили, и он на бал не явился.

Как-то вечером Наталья Николаевна возвращалась из театра. Шедший позади Геккерен спросил ее, когда же она наконец оставит своего мужа. Наталья Николаевна тогда же рассказала об этом Пушкину, и тот решил на другой день послать Геккерену резкое письмо.

Друзья всячески успокаивали Пушкина, говорили, что жена его вне всяких подозрений и в этом все уверены.

- Мне не довольно того, - ответил Пушкин, - что вы, что мои друзья, что здешнее общество, так же как и я, убеждены в невинности и чистоте моей жены: мне нужно еще, чтобы доброе имя мое и честь были неприкосновенны во всех углах России, где мое имя известно.

* * *

Пушкин решил действовать. Началась развязка назревшей драмы. Великосветский Петербург с волнением, многие с любопытством следили за каждым шагом поэта. Но никто не знал и не понимал истинного положения происходящих событий, не предвидел рокового конца. Даже в дружески расположенной к Пушкину семье Карамзиных события воспринимались легкомысленно. С неприкрытым любопытством, например, дочь историка, Софья Карамзина, лишенная возможности быть на свадьбе Дантеса и Екатерины Гончаровой, писала брату Андрею в Париж: «Это было не очень приятно для меня, да, вдобавок, и очень досадно - я теряла надежду видеть вблизи главных актеров в заключительной сцене этой таинственной драмы...»

А заключительный акт драмы развивался стремительно. Дошедшие до нас свидетельства современников дают возможность представить себе, как развертывались, день за днем, час за часом, события тех роковых дней.

25 января 1837 года.

В этот день Пушкин посетил вместе с Жуковским мастерскую знаменитого художника К. П. Брюллова.

Они восхищались его рисунками и хохотали, когда увидели акварель «Съезд на бал к австрийскому посланнику в Смирне». Смирнский полицмейстер, спящий посреди улицы на ковре и подушке, был так комичен, что трудно было глядеть на него равнодушно.

Пушкин не мог расстаться с рисунком, смеялся до слез и просил Брюллова подарить ему. Брюллов сказал, что рисунок принадлежит уже княгине Салтыковой, и обещал нарисовать другой.

- Отдай, голубчик! Ведь другого ты не нарисуешь для меня; отдай мне этот, - просил Пушкин, стоя с рисунком в руках перед Брюлловым на коленях.

Но художник не мог отдать его...

В то время уже вышел из печати четвертый том «Современника», в котором была опубликована значительная часть «Капитанской дочки», романа, вызвавшего восторженные отзывы Гоголя, Белинского, Чаадаева.

Продолжая готовить материал для очередного номера «Современника», Пушкин написал 25 января письмо молодой писательнице А. О. Ишимовой:

«Милостивая государыня Александра Осиповна,

На днях имел я честь быть у Вас и крайне жалею, что не застал Вас дома. Я надеялся поговорить с Вами о деле; Петр Александрович (Плетнев. - А. Г. ) обнадежил меня, что Вам угодно будет принять участие в издании «Современника». Заранее соглашаюсь на все Ваши условия и спешу воспользоваться Вашим благорасположением: мне хотелось бы познакомить русскую публику с произведениями Barry Cornawall. Не согласитесь ли Вы перевести несколько из его драматических очерков? В таком случае буду иметь честь препроводить к Вам его книгу...»

Тем временем Пушкин начал осуществлять свой план нанесения удара Геккерену. Извлек из Ящика письменного стола еще в ноябре написанное, неотправленное, изорванное и до случая сохраненное письмо к Геккерену. Он разложил на столе разрозненные отрывки письма, перечитал их, внес в них, учитывая события последних дней, поправки и закончил работу над черновиком нового письма.