Арнольд Гессен - Жизнь поэта

* * *

Автограф строфы о Москве из «Евгения Онегина» с рисунком А. С. Пушкина.

Триумфальные ворота в Москве в XIX веке. С литографии П. Бенуа.

Будучи еще великим князем, Николай I услышал из уст брата, императора Александра I, оценку Пушкина: «Прочел ли ты «Руслана и Людмилу»? Автор служит по Коллегии иностранных дел, - это бездельник, одаренный крупным талантом».

Вступив на престол и расправившись с декабристами, Николай I дал клятву: «Революция на пороге России. Клянусь, она не проникнет к нам, пока я сохраню дыхание жизни».

Николай I счел себя вынужденным пойти на примирение с мятежным поэтом. Бенкендорф дал при этом царю совет:

- Пушкин все-таки порядочный шалопай, но, если удастся направить его перо и речи, в этом будет прямая выгода.

Николай I внял совету шефа жандармов. Обладая способностью перевоплощаться в добродетель, он блестяще воспользовался этим при допросе декабристов: кое-кого из осужденных сумел обмануть, вызвал доверие к себе, затем вероломно злоупотребил их доверием. И к встрече с Пушкиным царь тщательно подготовился.

Положение Пушкина было трудное. И тем не менее, направляясь на встречу с царем, он принял твердое решение: при всех условиях сохранить свое достоинство и независимость. Он уже знал свое место в жизни России.

«Имя твое сделалось народной собственностью», - писал ему Вяземский в сентябре 1825 года.

«У тебя в руке резец Праксителя» (знаменитого ваятеля древней Эллады. - А. Г. ), - заметил Александр Бестужев, познакомившись с первой главой «Евгения Онегина».

«Парнасским чудотворцем и чародеем» называл Пушкина Рылеев.

* * *

Пушкин пытался представить себе эту встречу на манер диалога с покойным императором в «Воображаемом разговоре с Александром I». Теперь ему предстояло встретиться с Николаем I после его жестокой расправы с декабристами, встретиться лицом к лицу с «убийцей гнусным».

Въезжая 8 сентября утром 1826 года в Москву, Пушкин имел при себе написанное в пути стихотворение «Пророк» - первое из намеченных Пушкиным четырех стихотворений, посвященных событиям 14 декабря. До нас дошло лишь только это одно.

Пушкин связал взятый из Библии отрывок с самыми жгучими событиями и настроениями передовой России в дни после восстания и казни декабристов. В «Пророке» он выразил собственное душевное состояние, подчеркнув высокое гражданское предназначение поэта-пророка. Сам Пушкин выступил в нем в образе пророка и защитника декабристов.

Стихотворение начиналось первоначально стихом «Великой скорбию томим», но затем Пушкин изменил его:

Духовной жаждою томим,

В пустыне мрачной я влачился,

И шестикрылый серафим

На перепутье мне явился;

Перстами легкими как сон

Моих зениц коснулся он:

Отверзлись вещие зеницы,

Как у испуганной орлицы.

Моих ушей коснулся он,

И их наполнил шум и звон:

И внял я неба содроганье,

И горний ангелов полет,

И гад морских подводный ход,

И дольней лозы прозябанье.

И он к устам моим приник,

И вырвал грешный мой язык,

И празднословный и лукавый,

И жало мудрыя змеи

В уста замершие мои

Вложил десницею кровавой,

И он мне грудь рассек мечом,

И сердце трепетное вынул,

И угль, пылающий огнем,

Во грудь отверстую водвинул.

Как труп в пустыне я лежал,

И бога глас ко мне воззвал...

Дальше шли стихи, которые приводятся здесь в условной передаче некоторых мемуаристов, отражающие смысл, а не дословный текст стихотворения:

И бога глас ко мне воззвал:

«Восстань, восстань, пророк России,

В позорны ризы облекись,

Иди и с вервием вкруг шеи

К убийце гнусному явись».

«Пророком России» входил поэт в кабинет царя. Обстоятельства сложились, однако же, так, что после встречи с царем Пушкин придал стихотворению иное окончание:

И бога глас ко мне воззвал:

«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,

Исполнись волею моей,

И, обходя моря и земли,

Глаголом жги сердца людей».

* * *

Пушкина доставили в Кремль прямо с дороги, небритого, покрытого дорожной пылью. В большом кабинете Чудова дворца встретились поэт и царь. о

Было холодно. Поэт говорил с царем, стоя спиной к камину. Обогревая замерзшие ноги, он незаметно для себя прислонился к столу и почти сел на него. Николай I недовольно отвернулся и потом говорил: «С поэтом нельзя быть милостивым!»

Аудиенция длилась более двух часов. Пушкин держал себя с царем смело. В передаче современницы поэта, со слов самого Пушкина, Николай I спросил его:

- Пушкин, принял ли бы ты участие в 14 декабря, если 6 был в Петербурге?

- Непременно, государь, все друзья мои были в заговоре, и я не мог бы не участвовать в нем. Одно лишь отсутствие спасло меня... - ответил Пушкин.

- Довольно ты подурачился, - возразил император, - надеюсь, теперь будешь рассудителен, и мы более ссориться не будем. Ты будешь присылать ко мне все, что сочинишь; отныне я сам буду твоим цензором.

Вернувшись в Михайловское, Пушкин написал 9 ноября 1826 года Н. М. Языкову: «Царь освободил меня от цензуры. Он сам мой цензор. Выгода, конечно, необъятная. Таким образом, «Годунова» тиснем».

Увы, «Годунова» царь разрешил тиснуть лишь через пять лет. Царская цензура оказалась для поэта новым тягчайшим ярмом. Из рук самодержца Пушкин получил лишь полусвободу.

О своей встрече с царем он мог бы самому себе сказать словами шедшего на казнь поэта Шенье:

Гордись и радуйся, поэт:

Ты не поник главой послушной

Перед позором наших лет;

Ты презрел мощного злодея;

Твой светоч, грозно пламенея,

Жестоким светом озарил

Совет правителей бесславных;

Твой бич настигнул их, казнил

Сих палачей самодержавных;

Твой стих свистал по их главам...

* * *

Москва. Моховая улица. Справа дом с колоннами - Благородное собрание в XIX веке. (Теперь Дом Союзов.) С литографии Гуздона.

Москва восторженно встретила прославленного поэта. «Завидую Москве, - писал В. В. Измайлов. - Она короновала императора, теперь коронует поэта... Извините - я забываюсь. Пушкин достоин триумфов Петрарки и Тасса; но москвитяне - не римляне и Кремль не Капитолий...»

Измайлов сравнивал Пушкина с Петраркой, жившем в XIV веке, непревзойденным поэтом мировой лирики, и Тассом, поэтом, которого друзья собирались торжественно украсить в римском Капитолии лавровым венком...