Арнольд Гессен - Жизнь поэта

«Чего в мой дремлющий тогда не входит ум?»

Октябрь уж наступил - уж роща отряхает

Последние листы с нагих своих ветвей;

Дохнул осенний хлад - дорога промерзает...

. . . . . . . . . . . . . . . . .

Унылая пора! очей очарованье,

Приятна мне твоя прощальная краса -

Люблю я пышное природы увяданье,

В багрец и в золото одетые леса,

В их сенях ветра шум и свежее дыханье,

И мглой волнистою покрыты небеса,

И редкий солнца луч, и первые морозы,

И отдаленные седой зимы угрозы.

. . . . . . . . . . . . . . . . .

И с каждой осенью я расцветаю вновь;

Здоровью моему полезен русский холод...

Поэт как бы знакомит нас дальше с процессом своего творчества:

И забываю мир - ив сладкой тишине

Я сладко усыплен моим воображеньем,

И пробуждается поэзия во мне:

Душа стесняется лирическим волненьем,

Трепещет и звучит, и ищет, как во сне,

Излиться наконец свободным проявленьем -

И тут ко мне идет незримый рой гостей,

Знакомцы давние, плоды мечты моей.

И мысли в голове волнуются в отваге,

И рифмы легкие навстречу им бегут,

И пальцы просятся к перу, перо к бумаге,

Минута - и стихи свободно потекут...

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

ПЕТЕРБУРГ

1834-1835

«В тревоге пестрой и бесплодной большого света и двора...»

Не дай мне бог сойти с ума.

Нет, легче посох и сума;

Нет, легче труд и глад.

. . . . . . . . . . . . .

Когда б оставили меня

На воле, как бы резво я

Пустился в темный лес!..

А. С. Пушкин

«Служащего в министерстве иностранных дел титулярного советника Александра Пушкина всемилостивейше пожаловали мы в звание камер-юнкера нашего двора» - этой непрошеной царской «милостью» открылся для поэта России новый, 1834 год.

Накануне царь заметил отсутствие в Аничковом дворце Натальи Николаевны и спросил, какая тому причина. Ему сказали, что поскольку муж не имеет права посещать эти вечера, он не пускает на них и жену. В ответ на это царь подписал указ о муже, а жена была 17 января официально представлена ко двору.

Пушкин был взбешен, когда узнал о навязанной ему царем «милости». Звание это давалось обычно только что вступившим в жизнь юношам, а ему было уже тридцать четыре года.

Поэт особенно остро отзывался на все, что касалось его личного достоинства, а это неожиданное камер-юнкерство являлось поводом для оскорбительных шуток в его адрес.

Уже 2 января 1834 года П. А. Вяземский писал А. Я. Булгакову: «Александр Пушкин, поэт Пушкин - теперь камер-юнкер Пушкин...»

«Певец свободы, - отметил в своих «Воспоминаниях» В. А. Соллогуб, - наряженный в придворный мундир для сопутствия жене-красавице, играл роль жалкую, едва ли не смешную. Пушкин был не Пушкин, а царедворец и муж».

Друзья В. А. Жуковский и М. Ю. Виельгорский должны были, как рассказывал П. В. Нащокин, обливать нового камер-юнкера холодной водой - до того он был взволнован царским «пожалованием». Если бы не они, возмущенный поэт готов был пойти во дворец и наговорить царю грубостей.

Мать Пушкина между тем восхищенно писала в это время дочери, Ольге Сергеевне, что «на бале у Бобринского Наталья Николаевна имела положительно необычайный успех, император танцевал с нею кадриль и за ужином сидел возле нее... Натали всегда прекрасна, элегантна, везде празднуют ее появление. Возвращается с вечеров в четыре или в пять часов утра, обедает в восемь часов вечера; встав из-за стола, переодевается и опять уезжает».

Ей было только двадцать два года, но она быстро освоилась со своей новой ролью, не видя и не понимая, как все это тягостно и не по средствам мужу.

* * *

А. С. Пушкин. С портрета Т. Райта.

Певец «Вольности», облаченный в шитый золотом кафтан, вынужденный, по установленному церемониалу, являться с «камер-пажихой» ко двору, имел возможность, пока она танцевала, наблюдать светский, придворный и правительственный Петербург, остро критиковать его и все это, в назидание потомству, заносить в «Дневник», который он неоднократно начинал вести и бросал «из лености».

В ноябре 1833 года он решил снова вести дневник и 1 января 1834 года записал: «Третьего дня я пожалован в камер-юнкеры (что довольно неприлично моим летам). Но двору хотелось, чтобы Наталья Николаевна танцевала в Аничкове. Так я же сделаюсь русским Dangeau 23 ».

В последних словах чувствовалось много едва сдерживаемого негодования и желчи, скрытой угрозы.

Данжо... Маркиз де Данжо был приближенный придворный французского короля Людовика XIV. Начиная с 1684 года он на протяжении тридцати шести лет вел свои «Мемуары», в которых, не касаясь политических и общественных вопросов, делал записи о придворной жизни, празднествах, церемониях и быте двора. В 1830 году четыре тома «Мемуаров» его были опубликованы в Париже, экземпляр их сохранился в личной библиотеке Пушкина. Из них два тома полностью разрезаны, третий частично, и он, конечно, читал их.

Но «русский Данжо» не остался в своем «Дневнике» лишь регистратором событий своей эпохи, он давал им яркие, острые, критические оценки, но делал это с щепетильной осторожностью. Предназначая их для потомства, опасаясь, что они могут попасть в руки современников, Пушкин сдерживал себя.

Он не мог быть и не был бесстрастным летописцем. Это видно уже из первых записей, которые он вел с 24 ноября 1833 года до февраля 1833 года. Вот одна из первых записей, короткая, всего в три строки, но .сурово критикующая: «Осуждают очень дамские мундиры - бархатные, шитые золотом, особенно в настоящее время, бедное и бедственное».

Вслед за этим новая запись, стоящая злой эпиграммы, в адрес самого царя и высших сановников николаевской монархии - председателя Государственного совета и комитета министров В. П. Кочубея и министра иностранных дел графа К. В. Нессельроде, к слову сказать, злейшего врага Пушкина: «Кочубей и Нессельроде получили по 200 000 на прокормление своих голодных крестьян. Эти четыреста тысяч останутся в их карманах... В обществе ропщут, - а у Нессельроде и Кочубея... будут балы (что также есть способ льстить двору)».

В марте дворянство и купечество готовились дать бал в честь совершеннолетия наследника, будущего императора, и Пушкин осуждающе отметил: «Праздников будет на полмиллиона. Что скажет народ, умирающий с голода?»

Записи Пушкина - яркое и выпуклое отражение лица эпохи. Из них мы узнаём, между прочим, что день 14 декабря - восстания и кровавой расправы с декабристами - Николай I отмечал ежегодно дворцовым балом. И осведомляемся, сколь невысокого мнения был Пушкин о своем царе. «Государь не рыцарь», - записывает он и делает еще одну уничтожающую запись о нем на французском языке: «Кто-то сказал о государе: «В нем много от прапорщика и не много от Петра Великого».