А. Глумов - Н.А.Львов

Из окон замка открывается широкий простор Черного озера. Кажется, что водная равнина доходит до подножия фундамента, что до воды можно дотянуться рукой. Сюда, к пристани, когда-то причаливали шлюпки, баркасы, «галеры», «ялики», «тузики» - лодки, содержавшиеся как образцы в морском музее «Голландия», в «ковше», у берега Белого озера.

В конце XVIII века здание называлось Приорат, или Игуменство. Это была личная резиденция изгнанного Наполеоном с острова Мальта «приора Мальтийского ордена». Император Павел, который был магистром Мальтийского ордена, предназначал Приорат для «братских присутствий» петербургских рыцарей ордена Иоанна Иерусалимского, но неизвестно, состоялось ли хотя бы одно такое собрание в Приорате.

Здание в неприкосновенности сохранилось до наших дней - только внутри обезображено многочисленными перегородками. Оно стойко выдержало испытание временем. Несмотря на сильные бомбардировки фашистов, Приорат уцелел.

Глядя на Приорат, невольно преисполняешься верой в слова Державина, начертанные на портрете Львова:

«Хоть взят он из земли и в землю он пойдет,

Но в зданьях земляных он вечно проживет».

«Все строение, - свидетельствовал Львов в записке, приложенной к чертежам, - сделано из чистой земли, без всякой примеси и без всякой другой связи,... Ограда и две приворотные будки... построены из четвероугольных земляных глыб, сбитых в станке. Главный корпус, сверх фундамента каменного, построен весь из земли, набитой в переносные станки, ниснутри, ни снаружи (кроме окон) не отштукатурен, а затерт только по земле скипидарной водою» 96 .

Высота Приората от уровня воды до кровельного шелома около десяти метров; до верхней звезды на башне - более тридцати одного метра. В башне спиральная каменная лестница. Если подняться по ней на верх башни и заглянуть в амбразуры и окна, то отсюда озеро покажется еще необъятнее, пейзаж суровее и сказочнее. Далеко видна вся местность вокруг. Не остается сомнений, что башню приказано было возвести как сторожевой наблюдательный пункт.

Цитированная выше записка Львова свидетельствует, что «земляное строение начато июня 15 дня 1798 г.». В ноябре в письме к генерал-провиантмейстеру А. X. Обольянинову, члену особой комиссии «для распорядка квартир и прочих частей» и для снабжения Гатчины припасами, Львов пишет о Приорате, о материалах, счетах, заботится о возведении печей. 14 марта 1799 года сообщает ему же, что с Приоратом в порядке, но «печи никуда не годятся». 22 июня 1799 года посылает из Москвы диктованное письмо А. Р. Воронцову: «Получа повеление меблировать построенный мною в Гатчине земляной дворец, к приезду государя в половине июля должен буду опять туда ехать. Беспрестанные переезды с целым домом совершенно меня расстроили, тем более, что нигде не имею я основательного пристанища, к которому и дороги по сю пору найти не могу, [далее рукою Львова] ...Глаза мои не допускают меня писать самого все то, что чужою рукою к вашему сиятельству мне писать не хочется» 97 .

Значит, глазная болезнь время от времени возвращалась.

Наконец, 22 августа из Гатчины Львов пишет в Прямухино А. М. Бакунину, что накануне в Приорат приходил император, принял его труды, «благодарил несколько раз и очень был всем доволен» 98 . Но, по-видимому, осталась еще недостроенной башня, так как 29 января Львов вручает «ордер» мастеру Давиду Кунингаму с указанием, как ее строить.

Нелегко дался Приорат. Управитель Гатчины Обольянинов присвоил себе остроумную идею каскада «в виде руины» (искусно возведенного Львовым в отдаленном парке - «Зверинце»). Но Львов не стал его уличать - пренебрег. Затем Обольянинов приставил к дверям его комнаты часовых, и Львов полдня не мог выйти, пока не прояснилось, что «караул» предназначался для кого-то другого. Обольянинов хохотал.

Но главное, для Приората Обольянинов отвел заведомо болотистый участок. Однако Львов возвел на трясине крепкий, мощный фундамент и гидроизолировал земляные стены.

Кроме того, Львовым были в Гатчине построены и другие интересные сооружения: павильон «руина», за «лесной оранжереей» он возвел «амфитеатр», или «ристалище», нечто вроде открытого манежа с ареной для обучения верховой езде, для конных состязаний. Округлый земляной вал имел ограду с трельяжами, вазами и статуями на пьедесталах и четверо въездных ворот. В планировке обширных гатчинских парков Львов также принимал участие.

Одна из характерных черт деятельности Львова-зодчего состоит в том, что он всюду проявлял заботу о гидроустройстве. В 1798 году в письме к П. В. Лопухину, собираясь строить его усадьбу Введенское (около Звенигорода), Львов, восхищаясь природой, красотой леса и широтой кругозора, сетует: «Кряж песчаный и жадный: воды ни капли... на поливку и на пойло должно по крайней мере определить три пары волов в лето, а без хозяина легко выйти может, вместо пользы, одно из двух необходимое зло: или коровы будут без пойла, или волы без кожи». Ключей нет, горизонт Москвы-реки крайне низок. Колодец глубиной около двадцати шести метров дает результаты не очень обнадеживающие. Львов исходил, избегал все окрестности усадьбы и нашел возможность «оживотворить живыми водами прекрасную, но по сю пору мертвую и безводную ситуацию вашей усадьбы; в саду и в скотном дворе вашем будут везде фонтаны, возле дома каскад великолепный... все оживет и все будет в движении; по сю пору я признаюсь, что виды романтические составляют без воды мертвую красоту» 99 .

В усадьбе Воронове за Красной Пахрой, в имении А. И. Воронцова, Львовым была перегорожена плотинами речка Воронка и созданы пруды с различными уровнями, сохранившиеся до сих пор.

Примерно те же принципы создания прудов с каскадами, мостами, гротами, островами встречаем и в других усадьбах. В прудах разводились разнообразные рыбы в таком великом множестве, что их излишками набивали рогожные мешки и использовали как удобрение для фруктовых деревьев.

Рассматривая творчество Львова в области садово-паркового искусства, необходимо рассказать о двух документах. Первый из них своеобразен: это пометки Львова на полях уже упоминавшейся книги Гиршфельда по садово-парковому искусству. В ней более пятидесяти пометок Львова, надписи, чертежи, рисунки.

Львов в планировке садов был поклонником естественной простоты, то есть английскую планировку предпочитал «регулярной» французской, но не совсем от нее отказывался. Регулярность могла быть там, где она нужна и уместна: около дома, у въездных ворот - ради парадности.

Свет и вода - важные, по мнению Львова, элементы в композиции парка. Свет, как он считает, - правило самое важное и самое трудное... Однако текучие воды, движение, жизнь для него значительнее всего остального. На полях книги Гиршфельда он перечисляет элементы движения: водопад, каскад, ветер, мельница, стадо в полях, передвигающаяся лодка на речке, крестьяне, косари, дым.