Марат Гизатулин - Его университеты

Может быть, Булат просто пошутил, «разыграл» своих друзей, приписав себе чужую песню? Но уж очень это на него не похоже. Так что, биографам поэта предстоят еще труды не малые...

Впрочем, уже после нашей встречи с Евгенией Васильевной, нам довелось говорить с человеком, который в семидесятых годах прошлого столетия отдыхал в каком-то пансионате в Тульской области, где был какой-то штатный массовик-затейник, исполнявший под гармошку, в частности, и песню про «чемоданчик». И, как утверждает наш собеседник, этот массовик-затейник говорил, что песня эта принадлежит Булату Окуджава.

...Дружба с Галей Смольяниновой постепенно переросла во влюбленность, и в 1947 году они поженились.

«Глаз озорные глуби.

В улыбку растянут рот.

Все так же надеется,

Все так же любит,

И, значит, не подведет».

А незадолго до этого из карагандинской ссылки вернулась мама Булата, Ашхен Степановна. Последний раз Булат видел ее десять лет назад, еще ребенком, и теперь, встречая ее, он боялся, что не узнает ее. Старшая сестра ее Сильва, в отличии от Ашхен, не была коммунисткой, и хорошо знала цену большевикам. Поэтому она справедливо решила, чтобы не искушать судьбу, спрятать Ашхен подальше, пока о ней все забудут. Ашхен устроили бухгалтером в артель в каком-то захолустье в Армении.

Галина

Забегая вперед, скажем, что Сильва недооценила большевиков. Про Ашхен не забыли и вскоре снова забрали. В 1949 году Ашхен была арестована и по решению Особого совещания сослана в село Большой Улуй Красноярского края на вечное поселение.

«... Чуть за Красноярском - твой лесоповал,

Конвоир на фронте сроду не бывал.

Он тебя прикладом, он тебя пинком,

Чтоб тебе не думать больше ни о ком

Тулуп его жарок, да холоден взгляд...

Прости его мама: он не виноват

Он себе на душу греха не берет –

Он не за себя ведь -

он за весь народ...»

Но до этого Ашхен успела побывать на свадьбе своего старшего сына и познакомиться с новыми родственниками.

Ашхен Степановна Напбандян

После свадьбы Булат переехал в дом Смольяниновых. Семья занимала две угловые комнаты в коммунальной квартире на улице Каспийской. В одной комнате разместились молодожены и младший брат Галины Геннадий, которому было тогда четырнадцать лет, в другой - родители и Ира. Несмотря на такую тесноту и различные неудобства, жили весело и дружно. Семья была музыкальная, все любили петь. И хотя в новом доме пианино не было, зато тесть играл на мандолине, балалайке и гитаре. Он-то и научил Булата играть на гитаре. Теперь Булат стал подбирать мелодии к своим стихам на гитаре.

Василий Харитонович скептически относился к поэтическим опытам Булата. Он считал, что не подобает мужчине выбирать основным занятием стихи. Стихами семью не прокормишь. Но одна песня тестю очень понравилась, и он переменил свое отношение к

творчеству ЗЯТЯ. Это песня «Ни кукушкам, ни ромашкам». С этой песней тоже не все понятно. Сам Окуджава ее датировал гораздо более поздними годами. Но дочь Василия Харитоновича Ирина Васильевна настаивает на том, что эту песню она слышала именно тогда, когда они жили все вместе, то есть не позже 1950 года. Она помнит, что отец похвалил эту песню, «...видимо, содержание затронуло что-то личное, в ней было что-то достоверное и реальное для него..., а хорошую мелодию он всегда чувствовал и ценил». Вот и еще одна загадка для будущих биографов поэта, дипломников и диссертантов...

Вскоре тесть Булата был назначен начальником политотдела строительной войсковой части, и ему была выделена отдельная квартира на улице Бараташвили, возле центрального рынка. В этой квартире у молодых уже была своя отдельная комната.

Ирина Васильевна Живописцева вспоминает:

«Влияние Булата на нас тогда не осознавалось, но оно было сильным, хотя некоторые взгляды его и поступки казались спорными и неприемлемыми, а порой чужими. По всей видимости, для него в нашей семье тоже были сложности».

Поэтому для разрядки копившейся в течении года напряженности, летом молодежь обязательно куда-нибудь уезжала.

После встречи с Пастернаком у Булата и его друзей состоялась еще одна встреча со столичными поэтами. Когда они учились на третьем курсе в Тбилиси приехали Павел Антокольский, Александр Межиров и Николай Тихонов. Молодые поэты договорились с мэтрами, что те их послушают и пришли в гостиницу.

«Антокольский нас усадил, и, так как я самый лучший был, первый начал читать. Он совершенно не реагировал на мои стихи и, когда я кончил, даже ничего мне не сказал и вообще был очень хмурый. Потом второй читал - тоже никакой реакции, потом третий, и, наконец, дошла очередь Силина. Нам было очень стыдно, что теперь Силин будет представлять нашу группу. И вдруг Антокольский оживился и попросил его повторить еще раз... Теперь, когда я это вспоминаюi я понимаю, что мы-то писали очень плохо, мы писали подражательные стихи, с претензией, а он писал о себе коряво и искренне, о своей жизни, и это была настоящая поэзия. Мы этого тогда не понимали, но вдруг как- то иначе на Силина посмотрели и прониклись нему уважением...»

К сожалению, литературный кружок их вскоре закончил свое существование по не зависящим от них причинам. Кончилось это все очень печально.

Еще до университета Лев Софианиди был посвящен в деятельность так называемой «повстанческой террористической организации «Смерть Берии!»

Булат Окуджава и Павел Антокольский тридцать лет спустя

Душой и активным членом организации была Елка - Элла Маркман. Придумывались разные безумные варианты теракта, вплоть до такого: Елка специально заражается «нехорошей» болезнью, а потом завлекает Берия и заражает его! Когда-то дачи Маркман и Берия находились по соседству и тогда, хотя бы теоретически, можно было вынашивать планы физического уничтожения Лаврентия. Теперь же, когда Берия был уже в Москве, а у Елки и дачи-то уже не было, все это выглядело совершенным безумием.

Днем заговорщики переписывали каждый по двадцать-тридцать экземпляров листовок:

«Граждане, оглянитесь вокруг! Посмотрите, что делается со страной, с нашей Грузией. Лучшие люди расстреляны или погибли в застенках НКВЦ. Мерзавцы в синих фуражках полностью распоряжаются жизнью каждого из нас... », а ночью их развешивали на стенах домов, заборах и деревьях.

К 1946 году деятельность организации сама по себе прекратилась, но в апреле 1948 года по доносу одного из членов организации всех арестовали. Руководитель организации Теймураз Тазиш- вили в своем последнем слове на суде сказал: «Запомните, на земле или - мы, или - вы, вместе нам нельзя...». Элла Маркман свое последнее слово превратила в блестящую обвинительную речь против Сталина и Берия. Все члены организации получили сроки по двадцать пять лет. Парадоксальность ситуации заключается в том, что тот, смерти которого они так настойчиво добивались, спас им жизнь: В 1948 году НКВД было реорганизовано в МТБ, и ставший во главе его Лаврентий Берия отменил в стране смертную казнь. Отменил ненадолго, всего лишь на год с небольшим, но этого срока оказалось достаточно, чтобы сохранить жизни нашим заговорщикам.