Иван Исаков - Каспий, 1920 год

На «Деятельный» прибыл смущенный С.А. Чириков, его флажок и еще один чин штаба.

Приказано разместить - на «К. Либкнехте» уже лежат «в три слоя».

Начальник дивизиона, пересаженный к нам комфлотом, смущен своей ролью и старается занимать меньше места и даже меньше говорить.

На «Расторопном» и «Дельном» такая же картина.

Уступил каюту. Все равно с мостика сходить не придется. К тому же теплая весна. Но самый факт, что все штабные товарищи лезут на головные корабли, хотя могли бы сидеть в Петровске или на канлодках, показывает, что они убеждены в легкой победе.

28 апреля - 1 мая.

Бакинская операция

Напряженность достигла предела, когда наконец под вечер на «Либкнехте» был поднят сигнал «буки», то есть начать движение. (Дать ход!)

Мы ожидали, что перед выходом будет сбор командиров для уточнения обстановки и задач. Сбор состоялся, но как раз без капитанов нашего дивизиона. В салоне одного из больших транспортов инструктировали артиллеристов канлодок (Гаврилов) и командиров десантных отрядов (Кукель, Кожанов).

Комфлот отсутствовал. Вероятно, в штабе фронта. Хотя, по слухам, Реввоенсовет XI армии с опергруппой штаба уже более суток находится далеко впереди.

Буквально за десять минут до «буки» начдив Чириков на стенке у сходни «Деятельного» и, как принято говорить, на ходу информировал командиров и комиссаров миноносцев о том, что, по сведениям армии, в Баку началось восстание! И что получено открытое радио Бакинского ревкома в адрес Лредсовнаркома РСФСР товарища Ленина с просьбой об оказании помощи и предложением братского союза.

Сигнал о начале операции был поднят еще засветло, как только за комфлотом, примчавшимся на армейском автомобиле, убрали сходню.

Выходили миноносцы «по способности» - из-за тесноты в гавани от множества кораблей. Но выходили сноровисто и, держась под машинами, за сторожевиком, стоящим в качестве брандвахты у конца фарватера, ожидали «Либкнехта», чтобы занять места в походном ордере.

Флагман, проходя мимо нас, опять имел на рее «буки», но теперь уже с позывными канлодок и транспортов.

Выходя в голову колонны, комфлот дал семафор по линии дивизиона: «Армия начала наступление. План операции остается в силе».

Никакого писаного плана или приказа на операцию мы не имели. Очевидно, речь шла о задачах, оглашенных на последнем совещании командиров в кают-компании «Карла Либкнехта».

Начдив, стоявший на крыле мостика, подтвердил мои соображения, но я замучил старика своими вопросами: «Почему не вышли раньше?…», «Не опоздаем? Не поспеем ли к шапочному разбору?», «Если план остается в силе - значит, дивизион идет не прямо в Баку (до которого двести пятьдесят миль и, следовательно, не менее пятнадцати часов хода) {74} и мы только собираемся занять место в завесе, на норд-ост от оконечности Апшеронского полуострова, чтобы прикрыть с моря продвижение армии и поддерживающие ее канлодки?…»

Начальство только поддакивало, кивая головой, очевидно не желая ввязываться в дискуссию на мостике, густо заселенном своими и гостями.

Хотя мы начали выход еще засветло, но, оглядевшись за корму, на задний створ, увидели, что симпатичный старикан смотритель зажег оба огня большого маяка {75}. Он как бы посылал световой привет минонос-цам, уходящим в операцию. Что касается остальных кораблей, которые будут вытягиваться из гавани не менее одного-двух часов, то им маяк будет уже необ-ходим - наступит темнота.

* * *

После длительной паузы, когда Чириков убедился, что все миноносцы заняли свои места, он заговорил шепотом, чтобы не слышали соседи по мостику. Оказывается, в последнюю минуту комфлот сообщил ему относительно предположения произвести высадку непосредственно в Бакинской бухте, если прорыв армии с севера будет задерживаться. Для этого выделено два самых больших транспорта, на которых размещены лучшие батальоны кожановского отряда. Самые боевые и вооруженные богаче других.

Места высадки начдив указать не мог, честно признавшись, что сам не знает. Да и комфлот сказал, что место и время десанта - «по обстановке».

Мне не надо было смотреть на карту: вспомнилось, как мальчишкой тормошил мать при поездках с ней из Тифлиса к отцу (служившему на нефтепромыслах в районе селения Романы), чтобы не проспать станцию Аляты, после которой уже не отходил от окна вагона, любуясь открывшимся морским простором. В этом районе море подходит вплотную или отступает немного дальше, но всегда остается в видимости с железной дороги, а следовательно, и дорога просматривается с кораблей. Так обстоит дело на протяжении около пятидесяти верст. И это единственный путь из Баку в глубь страны, то есть для отступления в сторону Грузии.

Это было бы замечательно, если удалось бы перерезать линии отступления и эвакуации мусаватистов! Но у меня большие сомнения… Поспеем ли?

* * *

Погода благоприятствует. Слабый, неустойчивый ветер с редкими дождевыми шквалами, после которых отличная видимость. Волнение не более двух-трех баллов. Четверть луны. Заметно теплеет с продвижением на юг.

* * *

Отсутствие планов и приказов, соответствовавших последним изменениям обстановки, сказалось больше всего на миноносце «Деятельный», который комфлот превратил в эту ночь в посыльное судно. Наша джигитовка в темноте говорила о двух фактах: что события опережают планы и расчеты штаба и что комфлот, никогда не командовавший даже катером, не представляет, насколько это не просто - подходить кораблям друг к другу на ходу, ночью, без предварительной тренировки.

При комфлоте, несмотря на полнокровный штаб, помимо него, состояли колоритные фигуры на должностях «комиссара для особых поручений» и «комиссара по особо важным делам». В текущую кампанию это товарищи Авдонкин и Калинин, но кто из них «особо важный», я всегда путаю. Так вот, через два или три часа после выхода из Петровска последовал семафор: «Деятельному». Подойти к борту, принять комиссара Калинина, доставить пакетом головной транспорт десантом. Комфлот».

С этого момента все прочее улетучилось из головы. Меня охватило сильное беспокойство: никогда еще мне не приходилось выполнять подобного маневра. Но по тому, что командующий не уменьшил своего хода (14 узлов), мне стало ясно, что он сам не понимает, чего требует от подчиненного. Дальше я решил командовать сам, передав ратьерам назад: «Выхожу из строя», начал маневр. Единственно, что благоприятствовало, - слабый ветер, и волнение, и четверть луны, часто закрывавшейся небольшими облаками.

Приблизившись с подветра к правому борту «Карла Либкнехта», я громко крикнул в мегафон тоном нарочито твердым и безапелляционным (хотя у самого, что называется, поджилки тряслись), сознательно игнорируя присутствие начальства на мостике флагмана: