Иван Исаков - Каспий, 1920 год

Поскольку прежде других пострадал штаб, то совершенно закономерно, что управление обороной оказалось нарушенным, во всяком случае на первом этапе боя.

Помимо самого факта экстренного «рассредоточения» штабных командиров по кустам, оказалось, что большинство из них было одето далеко не по уставу, несмотря на то что тропическая форма одежды, которой пользуются британцы на Ближнем Востоке, сама по себе предоставляет исключительно большие льготы. Одним словом, представители колониальной армии Великобритании разбегались по кустам не в уставных трусиках и даже не всегда успев скинуть ночные пижамы. Что дело обстояло так, не подлежит никакому сомнению. Даже сами англичане, не потерявшие чувства юмора, при последующих беседах признавались в этом косвенно, укоряя нас за то, что мы «воюем не по правилам»: ведь, «по давней традиции, освященной веками, уважающие себя люди никогда не воюют на Востоке ночью, а спят в это время, оставляя для сражений дневное время». Причем этот универсальный обычай не ввезен из Европы, а заимствован пришельцами у порабощенных народов.

Мы далеки от мысли обвинять в трусости всех английских офицеров. Среди них попадаются очень отважные и упорные воины, не столько патриоты, сколько спортсмены, но утром 18 мая они были поставлены обстоятельствами в непривычные условия: большевики открыли огонь, когда все они еще крепко спали под москитными сетками.

Так произошла «энзелийская побудка»! Да еще в самой классической форме, несмотря на то что с 19 августа 1919 года прошло всего только девять месяцев.

Ликование балтийцев возрастало с каждым часом, но только на следующие сутки удалось выяснить, как дорого обошлось англичанам их запоздалое пробуждение.

На этот раз секрет успеха побудки заключался не только во внезапности нападения, как было в Кронштадте, но еще больше от расхождения часов, по которым жили обе стороны.

Оказалось неожиданно как для них, так и для нас, что когда еще в Баку планировалось начало тактического развертывания перед Энзели на 7 часов 00 минут, то никто не задумался о том, что это будет обычное бакинское время (6 час. 00 мин. по третьему поясу), дополненное декретным часом. Поэтому, когда пунктуально было начато развертывание с почти одновременной посылкой первого залпа с «приветом» от «Карла Либкнехта» в 7 часов 19 минут (а затем - от «Розы Люксембург»), то в этот момент стрелки всех английских часов как в штабе, так и в лагере или на постах и батареях «его величества» показывали 5 часов 19 минут - по второму поясному времени {109}. Вот почему все спящие, а также те, кому не полагалось, видели в эти мгновения самые сладкие предутренние сны.

Кто же воюет в 5 часов утра?

Опять эти ужасные большевики, не считаясь с установившимися традициями, с правилами хорошего тона и тем более с «сферой британских интересов», бесцеремонно вторглись в район, давно занятый 39-й бригадой, и начали боевые действия в самое неподходящее время суток.

Да, так именно и было! И не в первый раз, если учитывать опыт Петровска, форта Александровского, Красноводска, Баку, Ленкорани и Астары. Очевидно, времена изменились, если дополнительно вспомнить Балтийское и Белое моря, Мурманск, Одессу и другие пункты, эвакуированные англичанами. И напрашивался общий вывод: очевидно, так будет и впредь, скоро англичане будут изгоняться отовсюду, куда они явились в качестве непрошеных гостей и захватчиков, с оружием в руках, независимо от того, какими бы лицемерными предлогами ни прикрывались их блокады или интервенция.

* * *

Итак, обстановка стала частично проясняться. Внезапностью «энзелийской побудки» можно было объяснить полное расстройство управления обороной Энзели и непонятную вначале медлительность действий англичан.

Объяснить - да! Оправдать - нет! Хорошая система обороны должна предусматривать быстрый выход из любого шока, даже вызванного неожиданным ударом противника.

* * *

На третьем или пятом галсе, когда «Деятельный» вел редкий огонь левым бортом, будучи обращен носом на вест, над заливом Мурдаба показался очень маленький колесный моноплан, поднимавшийся пологой спиралью в сторону гор. Это было так ново, что привлекло всеобщее внимание на мостике, у пушек и на верхней палубе.

Калачев успел поднять однофлажный сигнал: «Неприятельский самолет!» Однако расстояние было настолько велико, что никто не помышлял о стрельбе. Но на случай, если бы англичанин, набрав высоту, вздумал повернуть в нашу сторону, к единственной 37-мм пушчонке на специальном вертлюге, позволявшем ей стрелять в зенит, был вызван на кормовой мостик комендор, который один умел обращаться с этим кустарным приспособлением в виде «глаголя» и держал на почтительном расстоянии английских «сосунков» {110}, когда в зиму 1919 года они ежедневно налетали с бомбами на наши корабли, неподвижно стоявшие во льдах астраханских проток.

Но так же неожиданно, как он взлетел, моноплан пошел на посадку и скрылся в дымке, закрывающей даль за лиманом. Что означала эта попытка вылета, мы поняли только после операции.

* * *

Помимо наблюдения за разрывами фугасных снарядов или шрапнелей, чем был занят командир корабля, стоявшие на мостике - включая начдива - следили неотступно за выходом из порта на случай возможной атаки торпедных катеров. Это определялось тем, что «Деятельный» находился ближе всех к молу. По той же причине я просил «гостей» {111}, чтобы они смотрели за лиманом Мурдаб, вернее за поведением судов, стоящих в заливе, и сообщали об изменениях обстановки, поскольку это можно было разглядеть через высокую стенку мола. Но самым ответственным объектом для наблюдения сигнальщиков и моих помощников являлось движение плавучих средств через пролив, так как в изменении режима плавания между причалами города и Казьяна был весь смысл наших стараний и расхода боевых снарядов.

Минут пятнадцать пролив оставался удручающе пустынным, и ни один киржим, к великой моей досаде, не пересек фарватера. Я начинал уже отчаиваться и думал о бесполезности нашей затеи, когда после очередного поворота на обратный галс (правым бортом) несколько голосов, стараясь перекрыть носовую 75-мм пушку и друг друга, закричали:

- Пошли… стеной!… Тронулись!…

- Десятки киржимов и катеров!…

- Настоящий аврал!…

И так далее в этом же духе. С радостью убедившись в дальномер, что действительно противник начал переброску на западный берег по крайней мере батальона индусов {112}, я приказал подсчитывать число катеров и шлюпок и тотчас вызвал к переговорной трубе Снежинского:

- Ради аллаха, не бейте по киржимам! Иначе спугнете, бросятся обратно!… Пусть переправляются без помех…