Василий Ефремов - Эскадрильи летят за горизонт

— Да, с удовольствием слетаю на задание... Хоть посмотрю, как летают мои ребята.

— Они и без тебя хорошо летают. Сиди — и ни шагу из дома! — сердито сказал подполковник. — И хватит об этом...

Облака закрыли район аэродрома. Не переставало моросить. На улице стало быстро темнеть, а с севера все надвигалась низкая облачность, окутывая степь темнотой. [88]

«Наверное, полетов сегодня не будет», — подумал я, ложась в кровать.

Очнувшись, услышал неясные голоса, осторожные шаги, увидел движущиеся тени. «Летный состав возвратился с аэродрома. Полеты не состоялись», — с облегчением подумал я.

— Спишь? — узнал я голос Сидоркина. — Я к тебе на минутку.

— Входи.

Сидоркин вошел ко мне в комбинезоне, с планшетом через плечо и меховым шлемом в руках. Подвинув к кровати стул, он устало опустился на него, положил руки на колени. Чиркнув спичкой, я зажег огарок свечи на столике и только тут увидел, как мрачно лицо друга.

— У нас что-то произошло?

— Да, — хрипло выдавил Сидоркин. — Произошло... Погиб командир полка Головин.

Меня будто ударило. Вскочил с кровати, опять закружилась голова. В комнату вошли Панченко, Бочин, Усачев, Кравчук, Скляров, Трифонов, Вишневский, Зимогляд, Чудненко.

— Расскажите толком, как это случилось?

— Да что рассказывать, — пожал плечами Скляров. — Погода такая, что сам бог свалился бы в штопор.

Произошло это несколько часов назад... Аэродром затянуло сплошной низкой облачностью. Летать было опасно. Головина часто вызывали к телефону... Он выходил из КП, поднимал ракетницу и стрелял вверх. Белая ракета, достигнув облаков, освещала туманную дымку и падала на землю: облачность не выше семидесяти метров...

И снова позвонили из дивизии: «Почему не начинаете полеты?»

«Сейчас выпускаю в воздух самолет-разведчик», — сказал командир полка. Взял планшет, надел шлемофон, перчатки и вышел... В землянке услышали гул моторов — Головин выруливал на старт. Поднявшись, он передал: «Облачность сплошная, высота нижней кромки 50 метров, видимость 500. В облаках сильное обледенение. Полеты запрещаю!»

Прошло часа полтора. С борта самолета радист Егоров передал: «Задание выполнил, возвращаюсь. Включите прожекторы, «Гренада-112» — это был позывной командира полка. Сообщение радиста не принесло успокоения, ведь предстояло еще посадить самолет в труднейших условиях... [89]

На аэродроме бросали ракеты, поднимали вверх луч зенитного прожектора, подсказывали курс посадки, снос...

Прошло еще полчаса... Раздался телефонный звонок. Козявин взял трубку и страшно побледнел... Головин разбился. В живых остался только стрелок-радист сержант Егоров.

Мы похоронили нашего замечательного командира и учителя Анатолия Ивановича Головина на краю колхозного сада...

Дней через пять в часть на должность командира полка прибыл подполковник Зиновий Павлович Горшунов. Это был худощавый человек, выше среднего роста. Выражение лица и настороженный взгляд серых глаз говорили окружающим о том, что подполковник готов действовать в любую минуту.

Горшунов летал хорошо, а главное — с большой охотой. На задание ходил и в одиночку, и водил группы самолетов. В общем, летчик он был отличный. Но авторитет, каким пользовались у личного состава его предшественники Пушкарев, Рассказов и Головин, Горшунову предстояло еще заслужить...

* * *

После разгрома танковой группы Манштейна, пытавшейся пробиться к окруженной армии Паулюса, доблестные советские войска, громя гитлеровцев, двинулись дальше на запад. Тронулся в путь и 10-й гвардейский бомбардировочный полк.

Через маленькую станцию, куда мы перебазировались, только что прокатилось ожесточенное сражение. Разбитые войска Манштейна бежали отсюда в панике, побросав оружие, автомашины, танки, снаряжение, знамена, сабли, шпаги, кортики и даже ордена...

Летный состав разместился в школе. Пока я шел в общежитие, встретил несколько пленных солдат. В ближайших населенных пунктах их было очень много. В нашем поселке пленных разместили в большом здании. Им разрешалось самим ходить за водой и за дровами.

Однажды после возвращения из очередного полета меня поздно вечером вызвал командир полка. Я нашел подполковника Горшунова на старте.

— Давай-ка слетаем раза три-четыре по кругу, — по-дружески предложил он. — Давно не был в ночном небе. Вон там впереди уже выставили два фонаря «летучая мышь» для взлета. А для посадки зажгут линию масляных факелов.

Погода была ясная, видимость хорошая, и мы без труда выполнили несколько полетов. [90]

Когда я вернулся, в общежитии все уже спали. Только у печурки сидел начальник связи 3-й эскадрильи Петр Иванович Трифонов.

— Дежурю. Чтобы пленные не стянули чего-нибудь, — засмеялся он, помешивая угли трофейной шпагой. — А для тебя, командир, есть новость... Сегодня был в штабе полка. Там услышал, что тебя представляют к званию Героя Советского Союза. Рад всей душой. Начальство очень хвалило тебя...

На следующий день, ожидая улучшения погоды, мы сидели на КП и курили. Вдруг меня вызвали к командиру полка.

— Есть очень важное задание, — официально произнес подполковник. — Нужно доставить срочное донесение в штаб Южного фронта. В такую пургу я могу поручить это только вам.

— А где находится штаб фронта?

— С вами полетит подполковник, представитель штаба 5-й армии, — сказал Горшунов. — Посадку произведете на учебном аэродроме Сталинградской школы военных летчиков. Представителя штаба будет ждать машина. Как только он уедет — считайте, что ваше задание выполнено. Можете сразу лететь обратно.

— Товарищ командир, в Сталинграде жила моя семья. Давно от них ничего нет. Разрешите...

— Конечно! Навестите родных, узнайте об их судьбе. Обязательно узнайте!..

Через час, взметая бураны снега, от аэродрома оторвался бомбардировщик и исчез в белой мгле. На борту его находились кроме меня штурман лейтенант Цегельный, стрелок-радист Семиякин, техник самолета Заболотнев и представитель штаба армии. В районе Сталинграда видимость улучшилась, мы легко нашли аэродром. Покружив над полем, устланным снегом, решил садиться.

У развалин увидели эмку и человека, направлявшегося к нам. Наш пассажир попрощался и заспешил к машине, придерживая объемистый черный портфель.

— Пошли, ребята, посмотрим город, — предложил я Цегельному и Семиякину. Заболотнев остался у самолета, чтобы время от времени прогревать моторы. В кабине радиста лежали наши харчи, которыми он мог распоряжаться по своему усмотрению.

Долго шагали по разрушенным улицам, обходя окопы и глыбы обрушившихся стен. Кое-где дымились пожарища. Чуть присыпанные снегом, виднелись еще не убранные трупы. [91] А вокруг высились иссеченные пулями и осколками кирпичные остовы зданий. На окраине жителей не было совсем. В центре работали команды саперов, а небольшие группы сталинградцев расчищали улицы.