Василий Ефремов - Эскадрильи летят за горизонт

Дня через два последовал приказ: снова произвести визуальную разведку с бреющего полета, обратив особое внимание на важные узлы в обороне врага. И этот полет Борис Сиволдаев провел отлично, за что получил благодарность командующего армией.

Аэродромы были все еще непригодны для интенсивной работы. Изредка вылетали на разведку отдельные экипажи. [132]

Я побывал над Керчью, Севастополем, Симферополем, Джанкоем. На всем Крымском полуострове царила тишина. Противовоздушная оборона немцев молчала, не желая себя выдавать. Только над Симферопольским аэродромом два прожектора пытались поймать наш самолет.

Готовя материальную часть к предстоящим боям, мы испытывали машины на различных режимах, вели бомбежку на полигоне по ограниченным целям боевыми бомбами. Облетывая самолет, командир полка Горшунов попробовал, как он пикирует. Мы наблюдали с земли. «Бостон» устойчиво шел к земле под углом шестьдесят — семьдесят градусов. Зрелище было очень впечатляющее. Если бы приспособить «Бостон» к таким действиям, из него получился бы неплохой пикировщик.

На следующий день, облетывая «пирата» — самолет с шестью огневыми точками в носовой части, — я выбрал у берега озера Молочное небольшое болотце, метров пять на пять, и начал пикировать. Когда до болотца оставалось двести метров, я нажал спуск. Все шесть крупнокалиберных пулеметов окутались пламенем — стремительные трассы пуль перекрыли цель. Там словно вскипела вода. Отдача была так сильна, что показалось, будто машина на мгновение остановилась в воздухе.

Сделав три захода, я произвел посадку, и мы пошли посмотреть результаты стрельбы. Берег был изрыт канавками, уже залитыми водой.

Через два дня, утром, четыре экипажа из моей эскадрильи перелетели к соседям. Каждую ночь мы патрулировали одиночными самолетами. Временами в воздух поступали донесения с земли о приближении к зоне противника. К нашему разочарованию, ни одной встречи с немецкими самолетами не произошло. Они обходили нас стороной.

Наземные войска готовились к наступлению. Бомбардировщики понесли свой груз к узлам сопротивления фашистов за Сивашем, к железнодорожным станциям в передовым аэродромам истребителей. Противовоздушная оборона врага обрушила на нас зенитный огонь и удары ночных истребителей.

Однажды нам приказали наносить удары по станции одиночными самолетами с интервалами в полминуты. При этом предусматривалось, что зенитные средства противника будет отвлекать на себя первый вылетевший экипаж, который сделает несколько заходов на цель на небольшой высоте, сбрасывая по одной-две бомбы и обстреливая вражеские зенитные точки из пулеметов. Летный состав принял [133] эту идею, но отвлекать на себя таким образом немецкие зенитки охотников сразу не нашлось.

Первым вызвался полететь на это задание ветеран полка Игорь Сидоркин...

Возвращаясь с разведки южных берегов Крыма, я проходил недалеко от станции Джанкой. Там вдруг началась такая иллюминация, какую редко можно было увидеть. Один за другим зажглись шесть прожекторов, нащупывая самолет. На всех высотах начали рваться зенитные снаряды. К небу потянулись трассы пулеметов и скорострельных пушек, гирляндами повисли светящие авиабомбы. На станции возникли огромные столбы пламени — там рвались наши бомбы. Земля и небо кипели в огне.

Посадив самолет, я зарулил на стоянку. Пока разговаривал с техником, рядом поставил свою машину Сидоркин, вернувшийся с задания. Он вылез из кабины мокрый от пота, бледный, но бодрый.

— Здорово получилось! — сказал он, закуривая. — Прожекторы бьют прямо в глаза, вокруг лопаются снаряды, самолет дрожит, по обшивке, как град, стучат осколки, мимо кабины проносятся трассы. Если говорить откровенно, живы мы остались по чистой случайности.

В машине Сидоркина насчитали около пятидесяти пробоин, и от такого метода полк впоследствии отказался.

В течение трех дней мы большими группами и эскадрильями бомбили узлы сопротивления врага на джанкойском направлении и под Перекопом. 11 апреля 1944 года войска 4-го Украинского фронта освободили город Джанкой, 13 апреля — Симферополь. А 20 апреля мы перелетели в Крым, и все наши маршруты отныне сходились на севастопольском направлении. Днем в воздух поднимались эскадрильи, ночью — одиночные самолеты.

Советские войска уже охватили Севастополь плотной полудугой. По всей линии фронта дымилась земля, а в небе то и дело возникали короткие воздушные бои. Вражеские истребители подстерегали отставших бомбардировщиков, но наши «яки» сразу навязывали им бой, и фашистским летчикам не оставалось ничего иного, как немедленно удаляться...

Противник встретил нашу группу плотным заградительным огнем зенитной артиллерии. Я увидел, как снаряды первого залпа легли перед самолетами ведущей эскадрильи. Их люки одновременно открылись, и вниз пошли тяжелые бомбы. В это время второй залп немецкой зенитной артиллерии точно пришелся по ведущей группе, один самолет взорвался и стал падать, превратившись в огненный клубок. [134]

«Следующий залп придется по моей эскадрилье, — пронеслось в мозгу. — Надо легким отворотом сместиться вправо». Мое движение повторяют все машины эскадрильи. Следующий шквал зенитного огня обрушивается на то место, где мы только что были. Разрывы нас не достают. Мысленно хвалю себя за своевременный маневр, а ведомых, которые соскользнули вместе со мной с дороги смерти, — за сообразительность.

На аэродроме мы все погоревали о гибели экипажа лейтенанта Гребенщикова. Кто-то из группы видел, как среди обломков падающего самолета далеко внизу раскрылся купол парашюта. Но больше мы ничего не знали.

Во время подготовки самолетов к повторному вылету прибыл командир дивизии Чучев. От имени командования он поблагодарил нас за успешные боевые действия и сообщил, что Сапун-гора очищена от гитлеровцев советскими войсками.

Летный состав, воодушевленный благодарностью комдива и известием об успешных боевых действиях наших войск, рвался в бой, полный решимости оказать самую действенную помощь сражающимся.

На фронте нас ждут, и мы, не медля, по готовности, ложимся курсом на Севастополь. На маршруте к нам пристраивается восьмерка истребителей сопровождения на «кобрах». Они занимают соответствующий боевой порядок. Один из летчиков-истребителей показывает мне рукой вправо, в сторону Качи. Там клубятся на большой площади стремительные смерчи огня, дыма и пыли. Это «катюши» обрабатывали северные подступы к Севастополю.

Чем ближе наша группа продвигается к югу, тем плотнее становится под нами облачность, закрывающая землю.

Вдруг я заметил, как ведущий Горшунов резко перевел свою девятку на снижение и ушел в открывшееся перед ним «окно». Естественно, я не мог с группой нырнуть за ведущим, и моя эскадрилья оказалась над сплошной облачностью. Решаю немедленно пробиться вниз. Покачав крыльями и подав знак «Разомкнись», увеличиваю скорость, начинаю снижаться. Самолет выскакивает из облаков над морем. Высота двести метров, море затянуто дымкой, видимость плохая. А из облаков одна за другой вываливаются машины и пристраиваются к нам. Девять бомбардировщиков и четыре «кобры» занимают места в строю.