Иван Галицкий - Дорогу открывали саперы

— Крылов тоже здесь лечится? — спросил я Кедринского.

— Нет, он лежит в филиале госпиталя на южной окраине Севастополя.

— Давайте сегодня же навестим его.

Не откладывая дела в долгий ящик, поехали в госпиталь. Вскоре мы были в небольшой комнате, где лежал Николай Иванович Крылов. При виде нас он как-то оживился, улыбнулся. В госпитале всегда радуешься приходу товарищей, друзей и просто знакомых. Чувствовал себя Николай Иванович пока неважно. Рана сильно болела. Температура держалась высокая. Осколок мины пробил лопатку и прошел вниз, вызвав большое нагноение. Врачи сделали операцию и извлекли этот стальной кусочек размером в квадратный сантиметр, но в рану попали куски сукна и ваты от бекеши, что и вызвало абсцесс. Крылов поинтересовался, как идут дела у нас. Мы рассказали. Боясь утомить раненого, посидели еще несколько минут и ушли, пожелав Николаю Ивановичу скорейшего выздоровления и возвращения в строй.

С утра 5 января я занялся разработкой методов минирования в тактической глубине. Вопрос этот был тогда новый и очень сложный. Минное поле в собственном тылу одинаково опасно для противника и для своих войск. Наше преимущество заключалось в том, что мы знали, где установлено минное поле. Однако во время контратак можно и забыть о нем. Поэтому следовало тщательно продумать меры безопасности, обозначить минные поля, устроить в них охраняемые проходы, которые в нужный момент караул быстро перекрыл бы минными шлагбаумами. Одним словом, требовалось установить жесткую службу охраны и движения в зоне минных полей. Над этим я и работал. В последующие годы войны эта служба получила большое развитие.

Часа через два зашел Кедринский и пригласил поехать на Мекензиевы горы.

— С удовольствием поехал бы, но сегодня должен закончить запланированную мной методику, она очень нужна саперам, — отказался я. — А почему вы решили поехать туда днем? Мы же договорились отправиться вечером?

— Срочное дело, — ответил он.

— Тогда счастливого пути. [65]

Однако путь его оказался несчастливым, и хуже того — последним. Вскоре нам сообщили, что Гавриил Павлович смертельно ранен на Мекензиевых горах. В это известие не хотелось верить. Ведь только что разговаривал с человеком. Как позже стало известно, Кедринский поехал по просьбе командира 25-й Чапаевской дивизии решить какой-то инженерный вопрос. Соединение занимало оборону на правом фланге 3-го сектора фронтом на восток. В тылу у него была Цыганская балка. Доехав до балки, Кедринский оставил машину и в сопровождении красноармейца пошел на КП. Они поднялись на гору и не успели сделать и двадцати шагов, как попали под минометный обстрел. Взрывом одной из мин красноармеец был убит, а Кедринский смертельно ранен. Его отвезли в Инкерманский госпиталь, где он через несколько часов умер.

Для Приморской армии это была тяжелая утрата. Кедринский был талантливым инженерным начальником, храбрым воином, настоящим коммунистом. Он пользовался большим уважением и авторитетом среди генералов и командиров. Похоронили Гавриила Павловича Кедринского на Малаховом кургане у памятника адмиралу Корнилову, погибшему здесь же во время обороны Севастополя в 1855 году.

В должность начальника инженерных войск армии вступил заместитель Г. П. Кедринского майор К. Я. Грабарчук.

Работы по устройству заграждений шли к завершению. В результате героических усилий армейских и дивизионных саперов, помощи войсковых командиров установка заграждений наружного обвода и в глубине была закончена в ночь на 20 января 1942 года. Так что все сделано в кратчайший срок. А ведь минировать-то приходилось под огнем врага!

В этой трудной и опасной работе огромную помощь оказали наши инструкторы, которые научили саперов-севастопольцев минировать в сложнейших условиях: ночью, перед передним краем обороны, под огнем врага. Действовали они смело, отважно, показывая личный пример мастерства и мужества. Особенно отличились командиры Л. А. Давид, В. И. Кириллов, И. К. Калабин, М. И. Агеев и многие другие.

Итак, утвержденный план заграждений был выполнен. Общими усилиями удалось создать почти сплошную полосу противотанковых и противопехотных заграждений на всем протяжении фронта. Однако надо было продолжать совершенствование обороны. Мы составили план полного развития инженерных заграждений и фортификационного оборудования в глубине обороны, который согласовали с генералами [66] Петровым, Хреновым и вместе с ними доложили Военному совету Черноморского флота. План был утвержден 20 января и передан Приморской армии для реализации. Выполнялся он успешно.

За время пребывания оперативной инженерной группы заграждений в Севастополе в январе 1942 года было установлено 26 км противотанковых и 47 км противопехотный минных полей. В общей сложности на это ушло 21 127 противотанковых и 49 542 противопехотных мин, а всего 70669.

21 января генерал В. Ф. Воробьев сообщил нам, что в ночь на 21 января на Мекензиевых горах на наших минных полях подорвалась немецкая разведка в количестве 35 человек. Это было возмездием за смерть Г. П. Кедринского именно на участке той же 25-й стрелковой дивизии.

26 января 1942 года была получена телеграмма из штаба Крымского фронта, согласно которой оперативная группа инженерных заграждений направлялась в Керчь. Выезд туда мы наметили в две очереди. В первую очередь с 6 инструкторами выезжал я, затем — полковник Леошеня и все остальные. Они оставались для сдачи минных полей по каждому сектору.

Военный совет Приморской армии высоко оценил работу нашей ОИГ. Специальным приказом инструкторам-курсантам выпускного курса Московского военного училища было присвоено звание лейтенантов. Многие из них награждены боевыми орденами и медалями.

Военный совет вручил нам также благодарственное письмо в адрес начальника инженерных войск Красной Армии генерала Л. З. Котляра.

Вечером 26 января мы отправились из Севастополя в Новороссийск на тральщике. Следом шел теплоход «Абхазия», на котором эвакуировались больные и раненые военнослужащие, а также дети и престарелые жители города. Вышли в море с наступлением темноты, чтобы не подвергнуться ударам гитлеровской авиации, базирующейся совсем рядом с Севастополем.

На следующий день в 16 часов пришвартовались к пристани Новороссийского порта. Я тут же направился к уже знакомому мне капитану 1 ранга Г. Н. Холостякову, чтобы договориться о поездке в Керчь. Вопрос был решен сразу. Нам предложили идти на том же тральщике, на котором прибыли сюда из Севастополя. [67]

Немедленно вернулись на свое испытанное суденышко и вскоре отплыли по назначению. В 12 часов следующего дня были уже в Камыш-Буруне, откуда нас доставили в штаб Крымского фронта. Я сразу же явился к представителю Ставки Верховного Главнокомандования армейскому комиссару 1 ранга Л. З. Мехлису, доложил ему о прибытии и о том, что сделала наша группа в Севастополе.