Юрий Данилов - Великий князь Николай Николаевич

Недостаточно отзывчивое отношеніе Верховнаго Главнокомандующаго къ вопросу о посѣщеніи Государемъ Императоромъ Галичины было въ свою очередь истолковано при Дворѣ, какъ доказательство чрезмѣрно развившагося у Великаго Князя честолюбія. Его обвиняли въ простомъ нежеланіи допустить въ завоеванный край Государя, имѣвшаго законное право на доминирующій почетъ и уваженіе. Уже давно за спиной Великаго Князя Николая Николаевича ходила злая клевета о тайномъ его намѣреніи занять Россійскій Престолъ, пользуясь пріобрѣтенной имъ во время войны популярностью. Эта клевета вызывала къ Великому Князю недружелюбныя чувства не только въ ближайшихъ ко Двору сферахъ, но вполнѣ вѣроятно она доходпла и до самого Императора.

Придворные круги отвѣтили на сдержанность Ставки жъ задуманному путешествію Государя стремленіемъ не допустить къ участію въ немъ ни Великаго Князя, ни чиновъ Ставки. Офиціальнымъ мотивомъ такого намѣренія было соображеніе о невозможности для Верховнаго Главнокомандующаго и его ближайшихъ сотрудниковъ покинуть Ставку на нѣсколько дней, что якобы могло нарушить руководство боевыми дѣйствіями.

При нынѣшнихъ средствахъ связи и томъ обстоятельствѣ, что поѣздка въ Галичину совпала съ пребываінемъ Верховнаго какъ разъ въ раіонѣ главнѣйшихъ дѣйствій, очевидна вся нелѣпость подобнаго соображенія. Но отсутствіе Великаго Князя, какъ Верховнаго Русскаго Главнокомандующаго, представляло еще особыя опасности: поѣздкѣ Императора Николая 11-го могъ быть въ этомъ случаѣ приданъ особенно ярко именно тотъ характеръ, котораго такъ желалъ избѣжать Великій Князь.

Въ концѣ концовъ пришлось примириться на томъ, что поѣздка все же состоится, что ей долженъ быть -приданъ строго военный характеръ и что въ ней должны будутъ принять участіе Верховный Главнокомандующій, его личная свита, и сверхъ того Начальникъ штаба, генералъ-квартирмейстеръ и два офицера Генеральнаго Штаба Ставки.

Государь со свитой въ назначенное утро 22-го апрѣля прибылъ на пограничную станцію Броды, гдѣ его уже ждали Верховный Главнокомандующій съ указанными выше чинами. Отсюда дальнѣйшее путешествіе до Львова должно было быть совершено въ автомобилѣ.

Стоялъ тихій и ясный весенній день, дѣлавшій этотъ переѣздъ въ 100-120 километровъ особенно пріятнымъ. Государь сѣлъ въ автомобиль съ Верховнымъ Главнокомандующимъ, Начальникъ ЛІт-аба генералъ Янушкевичъ помѣстился со мною, въ прочихъ автомобиляхъ — остальные сопровождавшіе.

ѣхали по пути наступленія нашей 3-й арміи. Близъ Золочова. случайно, у братской могилы чиновъ 166-го пѣх. Ровенскаго полка кортежъ остановился. Государь оставилъ автомобиль, немного прошелся но полю бывшаго здѣсь сраженія и выслушалъ разсказъ о дѣйствіяхъ русскихъ полковъ. Для меня вся эта сцена имѣла особенно трогательное значеніе, такъ какъ, по странному совпаденію, за нѣсколько лѣтъ до войны я имѣлъ высокую честь командовать именно названнымъ полкомъ въ родномъ мнѣ Кіевѣ.

Конечно, фактъ пребыванія Русскаго Монарха у братской могилы чиновъ полка былъ мною подробно описанъ п сообщенъ въ полкъ, въ надеждѣ, что впослѣдствіи запись эта будетъ включена въ полковую исторію, — какъ интересный для полка эпизодъ изъ минувшей воины.

Слѣдующая остановка была сдѣлана, когда мы подъѣзжали ко Львову, при встрѣчѣ какой то довольно жидкой депутаціи, при которой находился генералъ-губернаторъ Галичины графъ Г. А. Бобринскій. Подношеніе русскаго «хлѣба-соли», чтеніе адреса, пожеланія, привѣтствія — во всемъ этомъ уже было нѣчто, выходившее за предѣлы простого военнаго объѣзда.

Остановка эта пришлась близъ огромной закрытой сигарной фабрики. Мнѣ припомнилась кѣмъ то описывавшаяся забавная сценка. Сидитъ въ полковомъ обозѣ 2-го разряда на облучкѣ нашъ несуразный подолянинъ-хохолъ Никита Ткачукъ, призванный по мобилизаціи; лѣниво размахиваетъ онъ кнутищемъ и сосетъ, вмѣсто обычной «цыгарки» изъ «тютюна» предлинную никогда пмъ до сего времени невиданную заграничную сигару. Она однако ему не по вкусу и онъ непрерывно поплевываетъ направо и налѣво. Мнѣ разсказывали впрочемъ, что наши солдатишки предпочитали крошить сигару и такой «крошенкой» набивать свои «люльки» 8). — Привычнѣе и потому вкуснѣе.

]Зо . [ьвовѣ Государь остановился во дворцѣ бывшаго Намѣстника, занимавшемся теперь графомъ Бобринскимъ. Великій Князь, генералъ Янушкевичъ и я — въ домѣ одного изъ польскихъ магнатовъ но приглашенію послѣдняго, переданному намъ графомъ Адамомъ Замойскимъ. Этотъ графъ Замойскій поступилъ въ самомъ началѣ войны вольноопредѣляющимся въ Л.-Гв. Уланскій Его Величества полкъ, состоялъ сначала ординарцемъ у Главнокомандующаго С.-З. фронтомъ, а затѣмъ, будучи произведенъ въ офицеры, находился при Ставкѣ; впослѣдствіи онъ былъ, кажется, назначенъ флигель-адъютантомъ къ Его Величеству.

Лично отъ меня многія детали пребыванія Государя въ Галичинѣ ускользнули, такъ какъ я видѣлъ Императора лишь мелькомъ, имѣя свое прямое дѣло и стараясь не удаляться слишкомъ далеко и надолго отъ помѣщенія, гдѣ расположилась моя походная канцелярія, которая была связана прямымъ проводомъ со Ставкой. Но Ве-аикій Князь былъ во время всей поѣздки не въ духѣ и лица, непосредственно при немъ состоявшія, разсказывали мнѣ пе мало слу -чаевъ, явно выражавшихъ стремленіе администраціи, шедшей въ етомъ отношеніи даже противъ графа Бобринскаго, придать посѣщенію Императора Николая П-го болѣе широкое, чѣмъ это хотѣлось Ставкѣ, значеніе. Въ этомъ отношеніи особенно мало такта проявили власти въ Иеремышлѣ, съ русскимъ комендантомъ генераломъ А. во главѣ.

Въ день пріѣзда Государя во Львовъ во Дворцѣ Намѣстника былъ пріемъ, затѣмъ обѣдъ и вечеромъ раутъ, на которомъ графъ Бобринскій получилъ званіе генералъ-адютанта. На всѣхъ этихъ празднествахъ присутствовали сотни приглашенныхъ. Преимущественно военные. Статскіе лишь изрѣдка выдѣлялись на фонѣ походныхъ мундировъ своими черными фраками. Были ли дамы — не помню. У меня осталось внѣшнее впечатлѣніе какъ бы спеціально военнаго собранія. Впрочемъ на раутѣ я оставался очень недолго, занятый собираніемъ данныхъ для подробнаго доклада Императору. Докладъ этотъ былъ назначенъ на утро на вокзалѣ, передъ отправленіемъ Государя въ дальнѣйшую поѣздку.

Ночлегъ во Львовѣ, въ роскошныхъ палатахъ польскаго магната, связанъ у меня съ чрезвычайно оригинальнымъ утреннимъ впечатлѣніемъ, полуденнымъ мною при пробужденіи отъ обширныхъ размѣровъ занимавшейся мною комнаты и ея высокаго потолка. Съ моего выѣзда на войну изъ Петрограда 14-го августа 1914-го