Александр Молодчий - Самолет уходит в ночь

«9 июля 1942 года. Разбомбили крупную автоколонну вблизи города Коротояк южнее Воронежа. После сброса бомб снизились на высоту до 50 метров и обстреляли врагов из пулеметов».

«11 июля 1942 года. Получили приказ командования поджечь и осветить железнодорожный узел, на этот раз Брянск-2. Узел сильно прикрывался зенитным огнем, но, непрерывно маневрируя, сумели выполнить задание. Когда машина приземлилась, в ней было обнаружено 60 пробоин... А из пробитого бензобака техники извлекли... неразорвавшийся снаряд, выпущенный фашистскими истребителями. Но и гитлеровцам был нанесен огромный ущерб. В ту ночь наши бомбардировщики, налетевшие на освещенный нами железнодорожный узел, уничтожили 9 танков, около 200 автомашин, разрушили вокзал, взорвали более 500 вагонов с боеприпасами, склад с продовольствием, вывели из строя 7 паровозов, 31 дальнобойную пушку. Погибло свыше 400 вражеских солдат и офицеров. Железнодорожный узел Брянск-2 не работал несколько суток».

В этот период авиация дальнего действия оказывала большую помощь и партизанам. Вот несколько убедительных документов того времени — заявки Центрального штаба партизанского движения на боевые вылеты АДД.

«6 июля. Прошу Вашего распоряжения помочь партизанскому отряду и разбомбить скопление гитлеровцев в тысячу восемьсот человек с техникой в населенных пунктах: с. Семеновке (восемнадцать километров северо-западнее г. Севска) Суземского района Орловской области, после чего партизаны уничтожат группировку. Начальник Центрального штаба партизанского движения П. К. Пономаренко».

«11 августа. Объединенные партизанские отряды Емлютина, Бондаренко в лесах южнее Брянска ведут упорные бои с регулярными немецкими частями. Противник, 134-я пехотная дивизия и восемь карательных батальонов общей численностью около одиннадцати тысяч человек с артиллерией и танками, занял Локот, Негино, Суземку. Бои развернулись в лесу.

Сегодня получена радиограмма от партизанских отрядов с просьбой бомбить следующие пункты скопления противника: Локоть, семьдесят шесть километров юго-восточнее Брянска, до пяти тысяч человек; Негино, Суземка, сто шесть километров южнее Брянска, до пяти тысяч человек; Навля, сорок семь километров юго-восточнее Брянска, — скопление пехоты; Синезерки, тридцать километров юго-восточнее Брянска; Выгоничи, двадцать километров юго-западнее Брянска. Имея в виду огромное значение бомбежки для поднятия боевого духа партизан, прошу удовлетворить просьбу партизан. Начальник Центрального штаба партизанского движения П. К. Пономаренко».

Не бездействовала и авиация врага. Фашисты совершали массированные налеты на сосредоточения наших войск и важные объекты, на крупные города нашей страны. Одним из важных аэродромов сосредоточения тяжелых бомбардировщиков гитлеровцев был аэродром Сеща. На подходах к крупной авиационной базе противник соорудил как бы стены из огня и металла, они превратили Сещу в крепость, неприступную с воздуха. И стены эти были не только непосредственно у аэродрома, но и на далеких подходах к нему. Десятки зенитных орудий различного калибра, истребители днем и ночью прикрывали авиационное логово.

Попытки нашей авиации нанести ощутимые удары в дневное время были неудачными. Раньше еще кое-как прорывались к цели одиночные самолеты, используя облачность. Но в эти августовские дни, как назло, установилась длительная безоблачная погода.

Аэродром нужно разбомбить во что бы то ни стало. Верховное Главнокомандование поставило эту трудную задачу перед авиацией дальнего действия Несколько полков, в том числе и наш, вели тщательную подготовку, чтобы нанести сильные удары по Сеще в ночное время. Важно было создать сложные условия для противовоздушной обороны фашистов. Командование наметило несколько сосредоточенных, массированных ударов. Наши бомбардировщики взлетели с разных аэродромов, естественно, кто раньше, кто позже, с тем что-бы к цели подойти одновременно, в узкой полосе и сжато по времени. Было предусмотрено и такое: те аэродромы, с которых могли взлетать истребители фашистов, блокировались специально выделенными самолетами. В их задачу входило воспрепятствовать взлету ночных истребителей. По таким аэродромам сбрасывались бомбы замедленного действия, которые взрывались одни через несколько мину г, другие — через несколько часов после падения. Эта тактика парализовала многие аэродромы.

Чтобы бить врага наверняка, прицельно, впереди бомбардировочного эшелона были пущены самолеты — осветители цели. Они сбрасывали САБы, а мы — зажигательные.

Навсегда запомнилась хорошая организация боевых действий. Цель было видно как днем. Наши штурманы-бомбардиры клали серии фугасных и зажигательных бомб по взлетному полю, стоянкам самолетов и различным складам. На земле все горело. В воздухе тоже был ад кромешный. Зенитные снаряды рвались на разных высотах, над фашистским аэродромом висела паутина трасс снарядов и пуль.

Но на душе — восторг. Мы не боялись беспорядочного огня противника, а только опасались столкновения со своими бомбардировщиками, и, чтобы обезопасить полет, многие, пренебрегая встречей с истребителями, включили аэронавигационные огни, перемигивались посадочными фарами, пускали ракеты. Некоторые экипажи-смельчаки снижались над целью и поливали и без того горевший фашистский аэродром из своего бортового оружия.

Уже после войны в одной из книжек мне довелось прочитать буквально следующее о бомбардировке Сещи. Будто бы комендант фашистской авиабазы похвалялся:

«Надо стать птицей, чтобы залететь к нам». И вот, по убеждению автора, у нас в полку состоялся такой диалог:

« — Вы разделяете это мнение, лейтенант? — обратился командир полка к Молодчему.

Летчик уже несколько суток не уходил с аэродрома, беспредельно устал, но ответил:

— Разрешите нам позывной «Сокол» — вот мы и станем птицами».

Дальше в тексте идет высокопарный рассказ о нашем триумфальном налете на аэродром фашистов.

Не знаю, как в отношении коменданта аэродрома, а я лично никогда такого не говорил. И вообще, подобный стиль не свойствен нам, летчикам. Позывной у меня был обычный, невычурный. Кажется, тогда «Индексом» меня окликали. А чаще мы в полете при боевой работе по номерам называли друг друга. Или же, что уж тут греха таить, в горячке боя, нарушая установленные правила, шпарили прямым текстом. Иногда и со словцом крепким. Было такое...

Точно так происходило и на этот раз. Может, правда, единственное удерживало. Не одни мы, члены экипажа, находились на борту бомбардировщика.

В составе нашего экипажа был гость — военный корреспондент майор В. Гольцев. Необычайное зрелище довелось увидеть журналисту. Голос его дрожал от волнения. Он беспрерывно величал штурмана по имени-отчеству, а меня официально: «Товарищ командир». Он никак не мог сдержать восторга и все повторял свое любимое: «Это же до чертиков интересно!» Его немного успокоил неожиданный грохот и яркая вспышка разорвавшегося зенитного снаряда впереди по курсу нашего самолета. В кабину ворвалась свежая струя воздуха. Но Гольцев так и не понял, откуда это подуло и что за отверстие в кабине штурмана. После выяснилось, что дыру от осколка снаряда он в темноте принял за открытую для лучшего наблюдения форточку. Он так и сказал Куликову: