Александр Молодчий - Самолет уходит в ночь

В мае наш полк выполнял боевые задачи по срыву железнодорожных перевозок, уничтожению самолетов на аэродромах противника. Железнодорожные узлы и аэродромы Орла, Брянска, Рославля, Могилева, Полоцка, Смоленска подвергались ночным бомбардировкам. В июне добавились новые цели, мы бомбили железнодорожные узлы Клинцы, Псков, аэродромы Олсуфьево, Сеща и другие объекты. Налеты бомбардировщиков были массированными — мы наносили большой урон противнику.

При подготовке полетов, в ходе выполнения боевых заданий нельзя было не почувствовать во всем хорошую организацию. Создавались пункты наведения. Обозначались линии фронта. Особенно много внимания уделялось четкости в боевой работе. Об этом свидетельствует и тот факт, что во время одного из вылетов с нами на борту находился начальник штаба полка подполковник Алексеев. Он должен был проверить качество выполнения боевой задачи экипажами и, если потребуется, внести соответствующие коррективы. И сделать выводы на будущее.

Подполковник Алексеев штабистом стал уже после того, как довольно много отлетал в экипаже. Он — штурман, списан с летной работы по состоянию здоровья. Так что к самолету ему привыкать не надо Все здесь ему знакомо.

Взлетали мы первыми. Ушли по направлению к цели. Вслед за нами покидал аэродром самолет наведения. Потом осветители.

В такой очередности они и выходили на цель. Самолеты-осветители сбросили специальные бомбы — САБы — оранжевые с зеленым. За ними появились самолеты-зажигатели. В районе цели возникло несколько очагов пожаров.

Теперь дело за ударной группой. В ее составе — наша первая эскадрилья: Даншин, Харитонов, Полежаев и Другие.

Мы находимся в районе цели. Об этом знают командиры экипажей. Вот о выходе на цель докладывает нам Полежаев. Голос у него резкий, по-военному четкий. А вот Даншин. У этого голос сугубо «гражданский», а вообще-то приятный, с благородной интонацией.

— Вышел на цель, — слышу доклад.

Это — Коваль. В нашей эскадрилье он недавно. Но знаем друг друга давно. Курсантами вместе были. После выпуска разошлись наши воздушные и земные дороги. И вот встреча. Да еще какая.

Еще весной сорок второго года по пути с аэродрома приметил человека: летчик — не летчик, пехота — не пехота, понять трудно. В обмотках, в шинели. Присмотрелся — знакомый. Коваль.

— Ленька, что с тобой? — спрашиваю.

— Прибыл в полк. Служить буду, — хмуро отвечает он.

— А что за вид?

— Был разжалован из летчиков...

Оказалось — за невыполнение приказа. Хоть и миллион нюансов, юридических и чисто практических, а факт остается фактом. Война, церемониться никто не будет.

Дело было так. Командир полка — того, где служил Коваль, — во время построения поставил задачу его экипажу лететь на задание на ДБ-3А. А Коваль летал на Ил-4, технику ДБ-3А как следует не знал.

— Не смогу — говорит.

— Ты летчик отличный, — на то ему командир отвечает, — лети.

— Не полечу.

Видимо, острая нужда была, и командир сказал:

— Я приказываю!

— Не буду!

Вот такое перед строем идет препирательство. А оба — горячие. И Коваль, и командир.

— Под трибунал отдам!

— Все равно не полечу. Там разберутся.

А на второй же день — суд. Так и попал он в штрафную роту.

В первом же бою взяли они деревню. Проявил Коваль незаурядную храбрость, мужество. Судимость с него сняли и направили в наш полк. Привез он с собой документы и орден Красной Звезды.

Выслушал его. Пошел к Новодранову. Все ему рассказал подробно:

— Я Коваля знаю. Сверхгорячий он. — И еще добавил: — Был.

— Ну, коли знаешь, так и бери его к себе в эскадрилью.

Я и взял. Так он и летал до конца войны. Два ордена Ленина, два ордена Красной Звезды, другие награды заслужил. В запас из армии ушел подполковником.

Вот и он докладывает. О выполнении задания. Получает разрешение на возвращение.

— Четко работает твой подопечный, — говорит мне о нем начальник штаба.

Вскоре отбомбились все экипажи. Прошелся самолет контроля и фотоконтроля и улетел. Вслед за ними потянули на свой аэродром и мы.

И еще вспоминается свое, близкое. 27 июня у меня день рождения. Были поздравления, рукопожатия. Отметил я свой праздник и успешным боевым вылетом. Но хотелось по-своему, по-семейному, по-домашнему посидеть в кругу друзей, поговорить и помолчать, взгрустнуть и пошутить, вспомнить. А с кем же вспомнишь, как не с близким другом, с которым все прошел и пережил?

Возвратившись с боевого задания, я поджидаю самолет с хвостовым номером «8». Его пилотирует Герой Советского Союза гвардии майор Гаранин, мой друг Алексей, Леша.

Расчетное время посадки прошло, все самолеты полка, летавшие в бой, возвратились, благополучно произвели посадку, зарулили на свои стоянки. А «восьмерки» Гаранина все нет и нет. Вот и светать стало. Ко мне подходит инженер нашей эскадрильи капитан технической службы Редько. Стоит, молчит. И что сказать? Вместе молча идем на командный пункт полка: может, услышим что-нибудь обнадеживающее. Начальник штаба подполковник Алексеев на наш немой вопрос только руками развел.

— В последней радиограмме экипаж Гаранина, — говорит он, — доложил, что задание выполнено. И на этом связь оборвалась.

Наземные радисты старались восстановить связь с пропавшим самолетом — все напрасно.

Я так верил, что Леша Гаранин вернется. Перенес празднование дня рождения на завтра. «Вместе с Лешей отметим», — сказал друзьям. И те согласились:

«Да, вместе с Лешей...»

Но не было его и на второй день.

И тогда мне стало понятно: никогда больше не придет он на мой день рождения...

...5 июля 1943 года началась грандиозная битва на Курской дуге.

Мне не раз в воздухе приходилось быть свидетелем начала крупных операций. Как правило, начинались они с сильной артиллерийской и авиационной подготовки, ее кульминационный период — в самом начале, а через час-другой все затихает.

На Курской же дуге мы наблюдали нарастание артиллерийской дуэли, днем и ночью над войсками висели десятки, а порою и сотни самолетов. Шли ожесточенные воздушные бои больших групп истребителей. Бомбардировщики обеих сторон наносили удары по наземным объектам. Авиация дальнего действия подходила к полю битвы в сумерках, когда наступала темнота на земле, но на высоте было еще светло. Всю ночь мы сыпали бомбы по важным крупным объектам и по опорным пунктам противника в районах Белгорода, Сенькова, Озерков, Хмелевой, Дудина, Федоровки, Наумовки, Березовец, Гусева и других.

В последующие дни и ночи сражение расширялось по фронту. Вскоре на Харьковском и Брянском направлениях тоже забурлила земля от разрывов авиационных бомб и артиллерийских снарядов.

Кто наступал? Кто оборонялся? Разобраться с воздуха было трудно, а порою и невозможно. До 15 июля на наших полетных картах линия фронта, обозначенная красным и синим карандашами, почти не менялась. Наконец начальник разведки полка сообщил, что наши войска на обширном фронте перешли в контрнаступление.