Александр Молодчий - Самолет уходит в ночь

— Ко мне бы, — обратился я к командиру.

— Выбирай любого, — сказал он. Я подошел к старшему лейтенанту (чем-то он сразу понравился мне) и без обиняков спросил:

— Будете летать со мной?

Штурман очень серьезно, а мне показалось, что даже как-то недоверчиво, посмотрел на меня. Я смутился и, наверное, покраснел. Со мной это всегда случалось в таких ситуациях. Штурман был старше и по званию, и по возрасту. «Ну, сейчас он мне ответит», — подумал я. Но старший лейтенант, видимо, заметив мое смущение, неожиданно широко улыбнулся и протянул руку:

— Не возражаю, товарищ младший лейтенант.

Мы познакомились:

— Куликов.

— Молодчий.

Сергею Ивановичу Куликову было двадцать восемь лет (мне тогда двадцать один исполнился). Родился он в Ленинграде, в семье железнодорожника. После окончания семилетки учился в ФЗУ при фортепианной фабрике «Красный Октябрь». Работал краснодеревщиком. В 1932 году по путевке комсомола поступил в летно-техническую школу. Служил на Дальнем Востоке, авиационным техником. Затем окончил штурманские курсы. Участвовал в боях с японцами у озера Хасан. Воевал с белофиннами.

Вот насколько богаче моего был жизненный опыт штурмана Куликова. А я что? За плечами лишь школа, авиамодельный кружок, аэроклуб, военная летная школа, да не годы, считай, месяцы службы в бомбардировочной авиации. Маловато. Очень даже немного. Да и не мог я достичь большего в свои двадцать лет.

Вместе со старшим лейтенантом Куликовым ждали пополнения экипажа. Первым встречали стрелка-радиста Александра Панфилова — стройного, широкоплечего парня. Родом он был из Оренбургской области.

— Братья или сестры есть? — знакомились мы с Александром.

— Есть, есть, — улыбнулся он. — На всю эскадрилью хватило бы.

Александр был самым старшим из всех детей в семье. До службы в армии учительствовал в сельской школе. Он рассказывал, что его отец и четверо братьев уже находятся на фронте. Да и сам он до прибытия в наш полк успел сделать несколько боевых вылетов. Одним словом, семья Панфиловых уже громила врага и на земле, и в небе.

Четвертый член экипажа — воздушный стрелок. Им был старший сержант Алексей Васильев — высокий блондин с симпатичными ямочками на щеках.

Сосредоточенный и настойчивый Сережа Куликов, улыбчивый и застенчивый, словно девушка, Леша Васильев, аккуратный и деловитый Саша Панфилов — все они не были похожи друг на друга. Но сошлись мы быстро. Уже через несколько дней экипаж составлял боевой, слаженный, уверенный в себе коллектив. «Прекрасные хлопцы!» — часто думал я, невольно любуясь своими подчиненными и, конечно, друзьями.

В первом же тренировочном полете я понял, что Сергей — великолепный штурман. Потом я убеждался в этом все больше и больше. Он тщательно готовился к каждому полету. Учитывал все мелочи. Прокладывая маршрут, внимательно изучал характерные ориентиры, заранее продумывал, как поступить в случае потери ориентировки на том или ином участке. Находясь в воздухе, наш Серега, как называли мы Куликова, не терял зря ни единой минуты — тренировался, при помощи средств радионавигации определял место нахождения самолета, выбирал наиболее удобные курсы следования.

Куликов знал: от штурмана зависит очень многое, и основательно готовился к предстоящим боям. Я, в свою очередь, кроме отработки техники пилотирования изучал боевые возможности Ер-2. Не теряли зря времени и остальные члены экипажа.

9 августа 1941 года. Раннее утро. В полк прилетел наш командир дивизии комбриг М. В. Водопьянов.

Мы все знали о героическом подвиге Михаила Васильевича — о полете с посадкой на Северном полюсе. Имя Героя Советского Союза Михаила Васильевича Водопьянова, участвовавшего в спасении челюскинцев, тогда было известно всем, но мало кто знал его в лицо, и вот нам выпала такая честь.

— На аэродроме — весь полк. Общее построение. В первой шеренге командиры кораблей — летчики. Во второй — штурманы, далее стрелки-радисты, воздушные стрелки, техники самолетов, механики, мотористы и другие. Строй замер. Всем хотелось видеть легендарного летчика М. В. Водопьянова.

Командир полка как-то особо четко и, может быть, громче обычного подал команду «Смирно».

— Товарищ комбриг! — доложил он. — Личный состав четыреста двадцатого бомбардировочного авиационного полка особого назначения построен. Командир полка полковник Новодранов.

Комбриг повернулся к нам лицом, внимательно посмотрел и спокойно, не повышая голоса, сказал:

— Здравствуйте, товарищи!

Чтобы с особой торжественностью, громче, мощнее проявить свое уважение к известному всей стране человеку, мы набрали полную грудь воздуха и были готовы изо всех сил крикнуть «Здра!» (так раньше здоровался строй), как вдруг стоявший в первом ряду бывший пилот Аэрофлота, а теперь военный летчик старший лейтенант Хохлов опередил нас. Он четко и довольно громко сказал:

— Мое почтение, Михаил Васильевич.

От неожиданности мы так и остались стоять с открытыми ртами. На несколько секунд на аэродроме воцарилась тишина. А потом, будто взрыв, из десятков мужских глоток вырвался хохот.

Михаил Васильевич на мгновение тоже растерялся, но потом разулыбался и, когда смех утих, сказал:

— Ничего, ребята, я Хохлова знаю как отличного пилота. И это в настоящее время — главное. Надеюсь, он быстро научиться здороваться в строю.

Далее командир дивизии перешел к делу.

— Времени для переучивания больше нет, — сказал Водопьянов. — Фашистская авиация бомбардирует наши города, гибнут советские люди. Наступила и для нас пора мщения. Для выполнения боевой задачи ваш полк должен сегодня перелететь на аэродром блкже к фронту.

Было приказано всем экипажам находиться в боевой готовности у самолетов и ждать команды. Она поступит с пролетающего над нами самолета У-2: из задней кабины человек махнет рукой. Это и послужит сигналом для взлета полка.

Комдив улетел, и мы стали ждать.

Проходит час, полтора. В небе действительно появляется У-2. Летит прямо над нами на небольшой высоте. Кто-то из задней кабины машет рукой...

— По самолетам! — раздается долгожданная команда. Мы быстро взлетаем, строимся в кильватер трех эскадрилий и берем курс на соседний аэродром, где должны пристроиться к полку тяжелых бомбардировщиков ТБ-7. К нашему удивлению, у соседей ни малейшего движения. Самолеты «на приколе». Не заметно никаких признаков взлета.

Сделав круг над аэродромом, ведущий первой эскадрильи капитан Степанов берет курс на Ленинград. За ним разворачивается вторая эскадрилья под командованием Брусницына. Третью веду я и тоже следую за ними.

Первый час полета проходит успешно. Но вот дальше на пути появляется коварная преграда. Именно ее многие из нас и побаивались. Впереди, сколько видит глаз, сплошная стена облаков. Обойти ее нельзя, и эскадрилья Степанова, не разомкнувшись, с ходу врезается в клубящуюся массу и исчезает в ней. Капитан Брусницын решает набирать высоту. Ведомые им самолеты, размыкаясь, тоже попадают в облака, пытаясь пробиться сквозь них снизу вверх. Я же со своей эскадрильей иду на снижение. В течение 15–20 минут летим под облаками, затем нас стало прижимать к земле. Высота уже пятьдесят метров. Полет строем дальше продолжать нельзя.