Виктор Митрошенков - Земля под небом

25 марта.В расписания занятий снова внесены изменения. Часы, отведенные для изучения астрономии, увеличены. С астрономией как древнейшей наукой летчики были знакомы достаточно хорошо, но сейчас они постигали все более углубленно, фундаментально.

26 марта.В этот день, как и в дальнейшем по субботам, слушателей информировали о новостях, подводили итоги прошедшей недели, критически оценивали достигнутое. Особое внимание уделили плану на апрель, напомнив о жестком графике занятий, о предстоящих прыжках, о перерыве в теоретических занятиях.

Сообщили, что в Доме офицеров Академии имени профессора Н. Е. Жуковского для слушателей будут теперь бронироваться места на концерты, лекции, кинофильмы.

28 марта.Состоялась встреча с заслуженным мастером спорта, известным парашютистом, рекордсменом мира Николаем Константиновичем Никитиным. О нем ходили легенды: волевой, хотя и педант, сильный и красивый человек, бесстрашный экспериментатор, Никитин делал в воздухе чудеса. Он выслушал своих подопечных, установил степень парашютной подготовки каждого. Однако все, что он сказал, выглядело фантастично и казалось им совсем не нужным. Выслушав Никитина, Шонин разочарованно спросил Быковского:

— Валера! Тебе не кажется, что мы с тобой сели не в тот вагон?!.

— Да, Жорик, пора отсюда сматываться, пока нас еще хорошо не запомнили.

Жизнь рассудила иначе. Через несколько дней Быковский боялся пропустить хотя бы одно слово Никитина.

3 апреля.Состоялось партийное собрание отряда космонавтов. Говорили об учебе, об освоении сложной теоретической программы подготовки, о материальной учебной базе, об улучшении досуга.

Юрий Гагарин сказал:

«Больше всего я сейчас ощущаю нехватку знаний, свою слабую начитанность, недостаточную информированность. Нужны знания! Необходимо учиться! И опять читать! Кажется, композитор Танеев говорил: «Ни одно занятие не представляет такой бесполезной траты времени, как чтение без определенной системы».

«Железо ржавеет, не находя себе применения, стоячая вода гниет, — писал гениальный старец Леонардо да Винчи, — а ум человеческий, не находя себе применения, чахнет!» Запомни: чахнет! Нужна работа ума: ежеминутная, каждодневная, всевозрастающая, нужно оттачивать и шлифовать свой ум об умы других, как учил великий француз Монтень».

13 апреля.Слушатели вылетели в Поволжье, под Саратов, на специальные занятия по парашютной подготовке, Никитин составил жесткий распорядок: подъем, зарядка, теоретические занятия, показательные прыжки, самостоятельные пробные прыжки.

— За несколько недель вы должны сделать сорок прыжков, — объявил Никитин, — стать инструкторами парашютной подготовки.

Тогда эта задача показалась непосильной, прямо-таки фантастической. Разве можно за двадцать летных дней сделать сорок прыжков! Но оказалось можно. Педантизм Никитина, его высокая организованность и дисциплинированность, беспримерная храбрость воздушного акробата привели группу к цели.

Вспоминая об этом периоде, Николай Никитин писал: «Гагарин, как и всякий всесторонне развитый человек, со страстью отдавался многим видам спорта и прежде всего тем, которые как раз и делают человека всесторонне развитым».

14 апреля.На аэродроме Никитин приготовил своим подчиненным сюрприз: прыжки мастеров спорта, парашютистов высшей квалификации. Первым прыгал Никитин, затем Максимов, Ищенко и Буханов. Это была программа сложных прыжков, со спуском на воду, строения, лес, позволяющие проявить высшее мастерство. Спортсмены показывали, как надо управлять собственным телом, как нужно выходить из трудного положения — затенения, наглядно показывали наиболее эффективные способы прыжков.

Слушателей мастерство парашютистов потрясло; а некоторых ввергло в уныние. «Спокойно выслушав наши восклицания, — писал летчик-космонавт СССР Евгений Хрунов, — он (Никитин) не пытался нас уговаривать или переубеждать, а сказал, что мы еще будем просить у него дополнительные прыжки». До этого, правда, было еще далеко.

15 апреля.Никитин утром объявил: праздники кончились, началась работа. Времени на раскачку не осталось, теперь прыжки — каждый день, прыжки — в любую погоду. Никитин был новатором, творцом уникальной методики по подготовке мастеров парашютного спорта. Итак: прыжки! Пока ни Никитин, ни его ученики не знали, что у них будет отсев (не захотят рисковать некоторые кандидаты. «Это несерьезно — прыжки! Ради чего!»), кое-кто попадет в госпиталь, а кто-то не сумеет выполнить программу. Но всего этого было бы больше, если бы Никитин отошел от своей методики, нарушил воинскую и спортивную дисциплину.

Погода была неустойчивой, солнечных дней было мало, земля — утром мерзлая как камень, днем — превращалась в грязь. Вот рассказ помощника Никитина Максимова: «Помню утро: нудный тихий дождь, земли не видно… Собрались… под крылом самолета, соображали как быть… Смотрю на умоляющие глаза Леонова и Волынова — им лишь бы прыгать! Отчаянные ребята.

Полетели. Нашли в тучах дырку… А шли в сплошном дожде, аж темно в самолете. Из дырки отыскали ориентиры. Выпрыгнули. И очень стало неприятно: в густом дожде стропы видны, а купола — нет. Кричали друг другу, чтобы разойтись в этом тумане, не запутаться…»

16 апреля.По субботам обязательное подведение итогов за неделю. Никитину нравится эта войсковая инициатива старшего лейтенанта Гагарина, и он охотно ее внедряет в жизнь.

На подведении итогов выступил Гагарин. Многие заметили происшедшие в нем разительные изменения: глубину, вдумчивость, серьезность при неограниченном оптимизме, веселости, доброте. Все предложения Гагарина были горячо поддержаны.

17 апреля.На завтра назначены самостоятельные прыжки. Никитин напомнил пословицу: любишь кататься, люби и саночки возить. Парашюты укладывать каждому самому. Это железное правило десантника не оспаривалось. В этом не только гарантия безопасности, по и элемент трудовой дисциплины.

18 апреля.Гагарин попал в первую пятерку. Первый прыжок в этих условиях. Юрий волновался. Никитин старался не замечать его волнения, Максимов, наоборот, подбадривал: не дрейфь, дескать. Юрий честно признался: волнуюсь!

«Каждый прыжок переживал по-своему, — писал Юрий Алексеевич Гагарин, — всякий раз он доставлял смешанное чувство волнения и радости. Мне нравилось и томление, охватывающее тело перед прыжком, и трепет, порыв и вихрь самого прыжка. Парашютные прыжки шлифуют характер, оттачивают волю».

Пришло письмо из Оренбурга, куда уехала Валя на период командировки мужа, сообщала о разных новостях. Не писала о главном: тяжелой болезни отца. Не сообщила она и о его смерти. «Валя не сообщала мне об этом до тех пор, — писал Юрий Алексеевич, — пока не закончились наши прыжки. Добрый, внимательный друг, она не хотела расстраивать меня…»