Виктор Митрошенков - Земля под небом

Вечером состоялась первая пресс-конференция Валерия Быковского. Отвечал на вопросы Валерий стеснительно, робко, и в глазах его стояла такая тоска. Казалось, они говорили: «Ну что вы ко мне пристали?» Постепенно Валерий разговорился и с присущим ему юмором ответил на все остальные вопросы, вызвав аплодисменты у журналистов.

День завершился просмотром фильма «Гусарская баллада».

7 июня.Проводил занятия с космонавтами по ручному управлению кораблем.

Пришла делегация с просьбой к Гагарину: выступить перед школьниками.

После занятий направился в местную среднюю школу.

Вечером занятия были продолжены.

8 июня.Предстоял тяжелый день.

Юрий Алексеевич встал раньше обычного, сделал зарядку, искупался, позавтракал и выехал на встречу со стартовым расчетом.

Присутствовал на совещании, беседовал с журналистами, проводил занятия с космонавтами.

Во второй половине дня совершил вместе с экипажем двухчасовую прогулку.

9 июня.Гагарин присутствовал при транспортировке и подъеме ракеты на стартовом сооружении.

Сергей Павлович поблагодарил Гагарина за участие во всех подготовительных операциях.

— Пуск на 11 июня, — сказал Королёв.

10 июня.Весь день шла интенсивная подготовка к старту. Обезлюдела стартовая площадка, утихла суета.

Резко ограничился доступ к космонавтам.

По личному распоряжению Королёва беседы с космонавтами разрешены только на отвлеченные темы: цель — экономить их силы.

Поздно вечером Государственная комиссия из-за усилившихся вспышек на Солнце, что привело к резкому повышению радиации, приняла решение 11 июня пуска не производить.

11 июня.С новой силой возобновилась работа на старте, усилился инструктаж экипажей.

Королёв проверил тренаж в кабине с Терешковой.

Юрий Гагарин получил день отдыха, купался, загорал, читал книгу Денисова.

Вечером состоялось заседание Государственной комиссии, на котором рассматривали сроки пуска.

Президент Академии наук СССР М. В. Келдыш, находящийся в Москве, передал предупреждение обсерваторий страны о катастрофическом повышении радиации, служба Солнца подтвердила опасения ученых.

12 июня.Утром говорили с Каманиным о подготовке к полетам, о более широкой информации журналистов по программе полета.

13 июня.Космонавты продолжают занятия. Каманин и Гагарин на командном пункте управления полетом.

Пуск назначен на завтра, 14 июня.

Через час был введен предстартовый распорядок дня. Врачи начали последний предполетный медицинский осмотр.

Королёв, Каманин, Гагарин провели беседу с космонавтами. Замечаний и претензий нет.

14 июня.Гагарин приехал на старт за три часа до пуска. Беседовал с техниками и инженерами, ответил на многочисленные вопросы журналистов.

Через сорок минут приехали Быковский и Волынов. По просьбе Василия Пескова Валерий Быковский обратился к молодежи с письмом.

«У каждого в жизни бывает раз, когда надо брать какой-нибудь старт, — писал он. — Мой час настал. Прошу комсомол надеяться на меня как на верного сына. Сделаю все, чтобы умножить славу нашего Союза».

Татарин все время находился на связи с Быковским.

В короткий перерыв от работы он встретился с журналистами и ответил на их вопросы.

— Программа полета уникальная, — сказал Гагарин, — это будет самый длительный на сегодня полет. Валерий в отряде старожил. Мы с ним начали отсчет первых космических дней…

Гагарин хорошо знал биографию Валерия Быковского и мог часами рассказывать о нем, но время…

Вскоре одна из центральных газет опубликовала корреспонденцию, в которой рассказывался забавный случай, приключившийся с Валерием Быковским.

По заданию руководства студии военных художников имени М. Б. Грекова в истребительный авиационный полк Московского округа ПВО, в котором проходил службу Валерий Быковский, приехал художник Крымский.

Заложив руки за спину, он расхаживал по маленькой комнатушке, разместившейся под крышей старого, разрушенного войной Дома офицеров. Настроение у Крымского было преотвратительное. Его терзало беспокойство: сможет ли он здесь выполнить задание студии?

— Нет типичного лица, — рассуждал он вслух. — Перевелись асы! Где летуны? Такие, чтобы зрителю было приятно посмотреть: могучего сложения, с высоким крутым лбом, пышными вразлет бровями, гордой осанкой, твердыми волевыми губами?.. А здесь… не то все, типичное не то.

Насупившийся Крымский ждал, скрестив на груди руки, облокотись на обшарпанную, в зеленых пятнах стену. Наконец загремел телефон. Художник жадно схватил трубку, как будто только телефон мог принести ему облегчение.

Некоторое время он слушал молча. Лицо его мрачнело, брови сбегались к переносице, в нервном тике дергались губы, зло блестели глаза.

— Вы понимаете! — закричал он, не выдержав, в черную трубку. — Мне нужны не классы летные, а люди. Их лица — мужественные, суровые, героические! Кого вы мне подсовываете? Низкорослых, щупленьких мальчиков, стеснительных, как барышни из института благородных девиц! А где отчаянная схватка со стихией, врагом? Где железное самообладание, неподдельная решимость? Помогите мне! Вы комиссар, вы должны понимать, насколько ответственно задание студии. Пришлите настоящего аса. Лучше молодого летчика полка… Ну наконец-то! Сердечное вам спасибо.

Крымский засуетился. Печальные складки разгладились. Лицо стало приветливым, даже милым. По щекам прошелся румянец. Тут же на мольберт был взгроможден подрамник с чистым холстом. Художник готовился к серьезной работе.

— Разрешите войти, — послышалось за легкой дощатой дверью.

— Да, да, — протянул художник на мотив опереточной песенки.

В комнату вошел старший лейтенант. Он был явно смущен. Крымский посмотрел на худенького остролицего летчика, отметил про себя: «Ни одной орденской ленточки. Лицо мальчишеское. И брови словно крылья стрижа. Это наверняка не он».

— Да вы не смущайтесь, — неожиданно предложил художник. — Решили посмотреть, как создаются картины? Посидите вот здесь. Не помешаете.

— Меня прислал замполит, — тихо проговорил старший лейтенант.

— Вас?! — С лица художника сползла беззаботность. Оно стало свирепым.

А спустя секунду Крымский бросился к телефону, выдохнул в трубку невнятную фразу. Затем вяло опустился на единственный стул. Скосив глаза, рассматривал старшего лейтенанта: смоляные блестящие волосы, острый мальчишеский подбородок, ссутулившиеся плечи, нагрудный золотой знак классного летчика, расслабленную спортивную стойку… В глазах летчика почудилось что-то задиристое, озорное, но художник отвел глаза.