Дмитрий Оськин - Записки прапорщика

Каждому зарегистрированному делегату выдается полтора фунта хлеба и по удешевленной цене обед. Больше всего, понятно, привлекает хлеб, ибо в городе даже при счастливом стечении обстоятельств можно получить по карточкам не более полуфунта.

В столовой, сидя за чаем и прислушиваясь к ведущимся кругом разговорам, удалось уловить несколько фраз, произнесенных членом Президиума исполкома крестьянских депутатов Бунаковым. Бунаков — член центрального комитета партии соц.-революционеров.

— Большевики по немецкой указке разлагают армию, — говорил Бунаков. — Совершенно очевидна связь большевиков с немецким генеральным штабом. Ведь вы посмотрите, какое совпадение: 5 июля большевики организуют демонстрацию в Петрограде, и в тот же день на фронте немцы переходят в широкое наступление. Расчет был верный — создать осложнение в тылу через большевиков, а на фронте тем временем действовать. Однако им не удастся. Новый верховный главнокомандующий Корнилов скрутит армию; он не позволит митинговать, как было до сих пор.

Из столовой я прошел наверх в солдатскую секцию, чтобы повидать Оцупа и Гвоздева. Застал Оцупа. Высокий, длинный белокурый человек, медленно произносящий слова, точно ему стоило больших усилий изрекать свои ответы на вопросы, которые предъявляются ему представителями мест.

— Вы с фронта? — медленно цедя сквозь зубы, смотря на меня мутными глазами, спросил Оцуп.

— Из самого пекла, — ответил я. — Из полка, который пережил Тарнопольское отступление.

— Знают на фронте, что большевики в Питере сотворили?

— Я с этим познакомился уже в дороге по газетам. На фронте ничего не было известно. Меня интересует ряд вопросов, — обратился я к Оцупу. — Я командирован с фронта затем, чтобы выяснить, как смотрит Крестьянский совет на положение дел на фронте. Следует ли поддерживать наступление, или вести пассивную оборону? Это первое, и второе, — какие меры применяются для улучшения бытовых условий солдат, в частности, для улучшения пайка, выдаваемого солдатам в тылу, и как разрешается вопрос с демобилизацией старших возрастов. Ведь на фронте имеются солдаты свыше сорока лет.

— Солдатская секция, — ответил Оцуп, — разрабатывает сейчас положение о демобилизации старших возрастов; мы привлекли к этой работе командующего Московским округом, члена нашей партии Верховского и целый ряд крупных военных деятелей. Не позднее как через полтора-два месяца должен быть подготовлен проект закона о демобилизации старших возрастов. Над вопросами увеличения пенсии и пособий как солдаткам, так и сиротам мы также работаем. Имеется ввиду установить прибавку на дороговизну. А по вашему первому вопросу, являющемуся кардинальным, стоит ли вести пассивную оборону, или выполнять приказы военного начальства о наступлении, — на это достаточно уже ответило Временное правительство, назначив генерала Корнилова верховным главнокомандующим.

— Какой же отсюда вывод? — переспросил я.

— Вывод тот, что коль скоро Временное правительство доверяет пост верховного главнокомандующего генералу Корнилову, который является честным военным и преданным новой революционной власти человеком, то армия обязана выполнять его приказы. Если он прикажет наступать — значит наступать.

— А как реагирует солдатская секция, — задал я еще вопрос, — на введение смертной казни на фронте и на ликвидацию прав армейских общественных организаций на созыв своих собраний?

— По этому поводу, — ответил Оцуп, — правительством принят соответствующий закон в полном согласовании с мнением большинства революционной демократии, т. е. Советом рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Советы считают, что темная масса в период тягчайших военных напряжений не может иметь у себя свободных мнений; всевозможные темные силы будут стараться использовать солдатскую массу в своих низменных интересах. Одними словами и митингами с солдатской массой ничего не сделаешь. Необходимо физическое воздействие. Таким физическим воздействием и является введение на фронте смертной казни.

— Не похвалит вас за это солдат!

— Всегда революционное меньшинство руководит пассивной массой большинства. Мы не можем итти на поводу солдатских инстинктов.

— Слова-то красивые, тов. Оцуп, но нам на фронте они не нравятся. Как насчет разрешения собраний?

— Если начальник объявляет солдатам, что надо итти в наступление, а солдатские организации в это время будут созывать свои собрания, то, согласитесь сами, что из этого получится? Собрания могут происходить лишь вне боевой обстановки, а это видно только военному начальнику. Если же командование будет злоупотреблять запретом собраний, то полковым и дивизионным комитетам предоставляется право апеллировать к комиссару армии.

— Комиссар далеко, от полка до армии сотни километров, пока снесешься — всякий интерес пропадает.

— Такова воля правительства. А вы за поддержку Временного правительства? — спросил он меня, смотря в упор своими белесыми глазами.

— Я член Крестьянского совета и представитель крестьянских организаций, а последние, как известно, поддерживают Крестьянский совет, следовательно, и Временное правительство.

— Я вам рекомендую, — сказал Оцуп, — прочесть письмо Леонида Андреева, адресованное солдатам. Этот большой писатель-демократ до мозга костей возмущен поражением под Тарнополем, почему обратился с прекраснейшим письмом к солдатам, в котором честными демократическими словами осуждает их поступок.

— Познакомлюсь.

От Оцупа прошел к Гвоздеву. Гвоздев — небольшого роста, шатен с симпатичными карими глазами, с нервным передергиванием лица. Поздоровавшись со мной, пригласил сесть.

— Из-под Тарнополя? Плохо там у вас?

— Было плохо. Теперь как будто бы восстанавливается.

— Фронт предали.

— Ну, кто фронт предавал. Просто стечение обстоятельств. Разве нашим войскам впервые отступать, особенно, когда немцы сосредоточивают свой удар на каком-либо одном участке?

— Что и говорить. А все-таки тут большая доля вины на большевиках, они разлагают фронт.

— А где же вы-то находитесь? Если большевики работают на фронте, то вам тоже следовало бы бросить Петроград и ехать на фронт.

— Здесь в Питере они настолько гарнизон обработали, что нам теперь почти показаться нельзя.

— Тем более это говорит за то, что вам нужно быть на фронте.

— Знаете, тов. Оленин, я вижу, что здесь мы толчем воду в ступе; говорим, митингуем, принимаем резолюции, а большевики действуют и правильно делают. Вот у нас в Крестьянском совете солдатская секция работу ведет. Какую работу? Такую, которая никому не нужна. Создали комиссию по обсуждению вопроса о демобилизации старших возрастов, — и вопрос разрешится, когда война окончится. Над земельным вопросом тоже работают; я выдвинул мысль, чтобы земля была немедленно передана в ведение земельных комитетов. Нет, видите ли, нельзя передать. Чернов, старый соц.-революционер, лидер ЦК партии, признанный вождь, и тот приходит и жалуется, что у него в аппарате сплошной саботаж, что обсуждение аграрных реформ производится в совете министров через час по чайной ложке. Решительности нет. Интеллигентщина сплошная.