Владимир Виноградов - Наш Ближний Восток. Записки советского посла в Египте и Иране

Внешне, проводя различные помпезные и баснословно дорогостоящие мероприятия, как, например, коронация или празднование 2500-летия основания персидской империи, шах стремился лично казаться скромным, обыкновенным человеком, добрым семьянином. Наряду с прижизненными памятниками по всей стране в учреждениях, конторах, лавках – повсюду были развешаны отличные, художественно исполненные громадных размеров цветные фотографии шахской семьи – с шахиней и детьми. Во время различных церемоний, поездок в провинции в программе пребывания шаха всегда предусматривалось «общение с народом» – малозначащий разговор с двумя-тремя простыми иранцами, знаки внимания. Шах с удовлетворением рассказывал, что он отказался в пользу «народа» от лично принадлежавших ему дворцов в Тегеране – Мраморного дворца и Негеристан – и рекомендовал их посетить.

В одной из бесед в середине 1978 года, когда разгорались массовые волнения, страна потрясалась мощными забастовками и на улицах уже лилась кровь, я спросил шаха, в чем он видит причину волнений. Шах опять сослался на подстрекательство извне. Я спросил его, был ли он когда-нибудь на юге Тегерана, где проживает беднота, неимущие слои, т. е. большинство населения. Шах неуверенно ответил, что да, был, но поспешно добавил: «правда, давно» – и поинтересовался, почему я говорю об этом.

Я ответил, что там особо видна резкая разница между севером, где живут богатые, и югом, где ютятся бедняки. И вся страна, образно говоря, делится на север и юг. Юг требует своих прав, он видит, как живет север.

– Не думаю, что это так, – сказал шах. – В чем вы видите причину волнений и беспорядков в стране?

– Мне, конечно, менее известно положение в стране, чем вам, – ответил я, пытаясь уклониться от разговора на эту щекотливую для шаха тему.

Но шах настаивал.

Я решил быть кратким.

– Хорошо. Насколько мне представляется, Иран из феодализма пошел быстро по пути капиталистического развития. Вы самими своими реформами усиленно толкали страну к этому. Народился класс предпринимателей, которые чувствуют свое значение и силу в экономике и, естественно, требуют полноправного участия в управлении страной. Иранские трудящиеся также чувствуют свое значение в жизни страны и свою силу. У них есть свои требования, в том числе и касающиеся участия в управлении государством. Этих требований вам не избежать, таков закон развития.

Шах промолчал, поблагодарил за откровенность, но сказал, что он с этими выводами не согласен: все люди в стране, кроме бездельников, богатеют и хотят быть более богатыми – вот что их занимает. Причина волнений в чем-то другом – в кознях его врагов, в том числе и духовенства, которое хочет вернуть страну в Средневековье, в деятельности подстрекателей, прибывших из-за границы.

Верил ли он в то, что говорил? Думаю, да. Любопытно было узнать, что через день, рано утром, южные районы Тегерана с большой свитой осматривал премьер-министр Шариф-Имами по поручению шаха. Что же нашел на юге Тегерана советский посол?

…Последняя встреча с шахом состоялась в октябре 1978 года. Шах начал беседу первым и с необычной темы. Он не понимает, что происходит в стране. Шах пространно говорил, что он хотел делать для страны только хорошее, чтобы она быстро развивалась. С горькой усмешкой он заметил, что написал книгу «К великой цивилизации», он и сейчас верит в то, что в ней излагал. Но цели «великой цивилизации», увы, кажется, оказались недостижимыми, он «что-то недоучел», но что? «Где причина моей ошибки?» – с каким-то отчаянием воскликнул он. – Придется остановиться». Странно, удивлялся он, что не оказалось и духовного единства народа, а ведь цели его, шахского, правления были такие благородные. Наверно, поэтому и «Растахиз» как партия распалась. (О «Растахизе», как показалось, он заметил с каким-то отвращением.)

Все пошло вразброд, продолжал шах, все «чего-то требуют». Массовые забастовки фактически парализовали страну, но ведь требования забастовщиков физически невозможно удовлетворить. «Вы ранее подтолкнули к мысли, – сказал он, – о необходимости улучшать жилищные условия людей. Мы ввели дотации к зарплате на квартплату, а это фактически оказалось перекачкой государственных средств в карманы домовладельцев. Я пытался пресечь спекуляцию домами, а они (это были: интересно в устах шаха – «они»! кто это такие «они», ужель шах не всесилен?) отменяют эти меры. Я сажаю спекулянтов, которые взвинчивают цены, а они их выпускают на свободу!»

Шах посетовал на непомерное число возникших политических партий (около 70), но, к сожалению, говорил он, дело сводится к крикливым лозунгам, продуманных программ нет. Может быть, останется две-три партии; если все пойдет нормально. В июне следующего года будут проведены выборы в парламент, он будет тогда назначать премьер-министра по партийному принципу – от той партии, которая будет иметь большинство в парламенте. Однако все дело в том, будет ли нормальная обстановка в стране. Беспорядки и разлад могут настолько усилиться, что «события выйдут из-под контроля» и власть возьмут в свои руки военные.

Я перебил шаха и спросил: могут ли военные прийти к власти без его, шаха, согласия – ведь он Верховный главнокомандующий, разве армия ему не верна?

Шах помолчал, а затем ответил:

– Они могут меня не послушаться. Так случается во многих странах в аналогичных ситуациях. Это будет очень плохо. Военная диктатура будет, конечно, означать застой в развитии страны. Но так, к сожалению, может случиться. – Помолчав, шах почему-то почти шепотом, с какой-то истерической нотой в голосе промолвил: – Но я не хочу больше крови, слишком много ее уже было пролито.

Внезапно шах спросил:

– Скажите, а что бы вы сделали на моем месте?

Я невольно рассмеялся:

– Ваше величество, я – сын ленинградского рабочего, никогда шахом не был, какой я могу дать вам совет?

– Ну а все-таки, чего требуют забастовщики, вам известно? – продолжал допытываться шах.

– Вы знаете лучше их требования. Кстати говоря, на Исфаханском металлургическом заводе и в Министерстве культуры, насколько нам известно, среди требований фигурируют и такие, как удаление саваковцев, приводятся даже их списки. Требуют и изменения внутриполитического курса, выхода из военного блока СЕНТО и вступления Ирана в движение неприсоединения. Разве это не разумные требования?

– Это вы интересно сказали насчет саваковцев. Я не знал об этом. Значит, они доигрались. А насчет выхода из СЕНТО – это ничего не решает.

– Это многое решает. Ваша страна освободится от привязки к военным планам западных держав, следовательно, укрепится независимость страны.