Владимир Виноградов - Наш Ближний Восток. Записки советского посла в Египте и Иране

Нет ярко выраженного права на труд, бесплатное образование, ничего не говорится о развитии науки и культуры и т. д. Ясно из этого проекта одно – власть отдается духовенству. Хомейни торопится с конституцией. После успеха с референдумом об «исламской республике» он хочет поскорее переходить к исламскому правлению.

Проходят, не без стычек, выборы в Совет экспертов. Как и намечалось, большинство, и подавляющее, – люди в чалмах. Председательствует Бехешти. Это колоритная фигура. Хотя он имеет титул ходжа-оль-эслама, все зовут его аятоллой. Он недавно вернулся из-за границы, провел там около 10 лет, был наставником крупнейшей мечети в Европе, в Гамбурге. Тонкие, волевые черты совсем европейского лица, вечная, как бы застывшая ухмылка. Ему уже дали прозвище – Гришка Распутин. Не знаю, как по другим статьям, а сходство по части жажды власти почти полное.

Постепенно вырисовывается отчетливо: ассамблея экспертов обсуждает не опубликованный проект конституции, а вырабатывает, по существу, новый проект, жестко исламизированный.

Особые, яростные споры вызывает статья о «валиат факих» – принципе правления в Иране наместника двенадцатого имама, т. е. Хомейни, а в его отсутствие особого Совета. В этой статье прямо закрепляются пожизненная единоличная власть Хомейни. Один из самых больших исламских авторитетов, аятолла Шариат-Мадери, назвал эту статью юридически бессмысленной.

Но это цель жизни Хомейни, его, можно сказать, духовное кредо. В свое время я читал лекции Хомейни 1969 года «Об исламском устройстве». Главная мысль – в исламском государстве должен быть сильный «правитель», а им может быть только сам имам Хомейни.

Ухмыляющийся Бехешти ведет неуклонную линию. Служители разносят серебряные урны, куда члены «ассамблеи» бросают свои записочки с голосованием. Все идет почти как по маслу. Противники полной теократизации из редких представителей либеральной буржуазии неизменно оказываются в ничтожном меньшинстве. На глазах у народа, вернее у тех, у кого есть телевизор, внедряется власть духовенства во всех сферах жизни страны…

Кто-то в запальчивости воскликнул в ассамблее: ведь вырисовывается явная диктатура! Ему Бехешти с улыбкой ответил: нет-нет, что вы, диктатура была у шаха, а у нас «исламское правление», которое уже одобрил народ, проголосовав за исламскую республику. Так что не диктатура.

К концу ноября 1979 года проект конституции готов. Хомейни дает согласие поставить его на референдум – толстый, объемистый документ.

Референдум проходит 2 и 3 декабря. Порядок тот же: два бюллетеня – зеленый и розовый. Сразу за все. Многие левые заявляют о бойкоте, либеральная буржуазия также. Но что они значат со своими голосами по сравнению с миллионами неграмотных, которым муллы говорят: иди и опускай зеленый исламский бюллетень.

Мы наблюдаем, что прежнего энтузиазма у населения поубавилось, голосование идет вяло, но мы не сомневаемся в его результатах. Голосование, как и ожидалось нами, в подавляющем большинстве за конституцию; не важно, что большинство голосовавших, возможно, и понятия не имело, что там написано.

Следующий этап – выборы президента. Срок подачи заявок желающих стать таковым – до 29 декабря 1979 года. Уже в первые дни в кандидаты записались: Бехешти, Банисадр, адмирал Мадани, Язди, Готбзаде, Табатабаи и много других, менее известных деятелей. Но все будет в порядке. Дело в том, что списки кандидатов должны быть утверждены Хомейни, а уж он знает, кому надо быть президентом; ведь по только что принятой конституции он уже получил наивысшую власть в стране. У него власти фактически и формально больше, чем было у шаха! И ему нужен такой президент, который будет ему угоден.

Вскоре после революции, в конце февраля – начале марта, мы узнали о поспешном создании особого вооруженного формирования, так называемой «исламской гвардии», которая впоследствии выросла в «корпус стражей исламской революции». Член этой организации назывался «пасдар». Принимали в нее тогда строго по нескольким рекомендациям о благонадежности, платили хорошо, давали оружие. Задача одна – не жалеть жизни, если прикажут. Создавался корпус явно в пику вооруженным отрядам комитетов, в которых было много левой молодежи, когда надо жертвовавшей жизнью по сознательности, без особой платы, которую получали пасдары.

Пасдары должны были противостоять и моджахедам, и федаям – членам левых организаций, принимавших наиболее активное участие в революции, особенно в вооруженном восстании. Дальним прицелом была замена пасдарами армии, на которую аятоллы всегда смотрели со страхом и не доверяли ей, несмотря на многочисленные чистки ее командования.

«Корпус стражей исламской революции» поначалу был организацией неизвестной, создававшейся полутайным образом, однако слухи о нем стали быстро распространяться. Посол ФРГ, пользуясь своей вхожестью к Бехешти (старый контакт?), как-то спросил его, что это за организация. Бехешти усмехнулся в усы и, видимо, желая ответить наиболее понятным для собеседника образом, без всякой тени шутки сказал: «А это наши эсэсовцы». К чести посла (социал-демократ по убеждениям) надо сказать, что он был весьма шокирован таким «пояснением» функций пасдаров.

Впрочем, Бехешти был недалек, по существу, от истины. Вооруженный кулак в виде «корпуса стражей исламской революции», настроенный идеологически определенным образом, стал одной из примечательных особенностей и основ исламского правления.

Особо наглядно на поверхности процесс исламизации был виден в требованиях установления новых норм поведения людей в обществе. Немедленно были закрыты все винные лавки, пасдары врывались в гостиницы, громили винные погреба, демонстративно выливая дорогие вина в канавы. Поначалу было установлено, что виски можно покупать в аптеке по рецептам – тем, кому нужно по медицинским соображениям, потом и это отменили. Один сообразительный иранец начал было выпускать безалкогольное «исламское» пиво. Потом и его запретили. Начали появляться сообщения о публичных порках тех, кто был уличен в употреблении спиртных напитков. Запретили их ввоз в страну даже для иностранцев, даже для дипкорпуса. Иностранные дипломаты возмутились, но ничего поделать не смогли, начали сами делать вино примитивными способами у себя в домах, под защитой дипломатическим иммунитетом помещениях. И скоро одной из излюбленных тем при беседах на приемах стал обмен опытом изготовления вин: «Вы берете виноград…» – «Нет, я беру кишмиш – сушеный виноград…» – «Свежий лучше…» – «Не говорите – из кишмиша получается покрепче».

Через неделю после революции Хомейни вдруг заявил о запрете потребления мороженого мяса. Дескать, не по исламу. Это уже была почти катастрофа, поскольку большинство мяса, потребляемого в стране, импортировалось, естественно, в замороженном виде, да и местные бойни никогда бы не справились без холодильников. Шум поднялся страшный, и Хомейни отступил, под разными предлогами запрет был снят, но в страны, которые поставляли Ирану мясо и битую птицу, были посланы исламские контролеры. Они должны были удостовериться, что скот и птица забиваются там по мусульманским обычаям. Не знаю уж, как там работали на бойнях в Австралии, Новой Зеландии, Болгарии и Венгрии, но ученые исламские контролеры привезли подтверждение, что с этим все в порядке, и инцидент окончился. Главное, чтобы было мясо.