Владимир Виноградов - Наш Ближний Восток. Записки советского посла в Египте и Иране

Когда начались военные действия, мы, насколько могли, проанализировали ситуацию и пришли к выводу, что, несмотря на неудачи первых дней войны, потерю портов и значительной территории, иранцы выстоят в этой войне. За это говорили прежде всего такие факты, как значительное превосходство в населении, территории и экономическом потенциале, несомненно, высокий моральный дух иранцев, поскольку они сражались с врагом, занявшим их территорию, исконные персидские города, иранцы сражались за правое дело, за свой дом. С военной точки зрения, были видны крупные просчеты иракского командования, растянувшего фронт на большую линию, да еще в неудобной для наступления местности, что позволяло иранцам хорошо маневрировать. Подготовка иранских пилотов, видимо, была неплохая. Уже в первые дни войны они совершили успешный налет на Багдад в ответ на иракские налеты на Тегеран.

Мы видели и энтузиазм иранцев в первые дни, недели и даже месяцы войны. Не думаю, что такое же было на иракской стороне.

Менее чем через неделю после начала военных действий в Тегеран срочно прибыли президент Пакистана Зия-уль-Хак и председатель исполкома ООП Ясир Арафат. Это была первая попытка посредничать в конфликте. Иранцы напрочь отказались разговаривать с иракцами до тех пор, пока они не выведут все свои войска с захваченных иранских территорий. И это было понятно. Иракцы же заявляли о «готовности» вести переговоры, если Иран согласится на изменение прохождения границы по Шатт-эль-Арабу. Конечно, трудно было рассчитывать на согласие с этим иранцев. Да и с какой стати им соглашаться, ведь это означало бы капитуляцию перед силой.

В дальнейшем в Иран много раз приезжали посреднические миссии то неприсоединившихся стран во главе с министром иностранных дел Кубы Мальмиркой, то конференции исламских государств во главе с Шатти, то бывший шведский премьер-министр Пальме. Были и другие. Но поскольку иракцы ни разу не дали согласия на возврат к границам, существовавшим до конфликта, поездки этих всех миссий оказывались безрезультатными. Более того, иранцы ужесточали условия, требуя не только возврата захваченных территорий, но и определения агрессора, наказания его, уплаты Ирану убытков, исчислявшихся уже сотнями миллиардов долларов, и, наконец, свержения режима иракских баасистов. Последнее стало как бы навязчивой идеей у Хомейни и соответствовало «исламским нормам»: тот, кто начал войну, должен быть наказан. Приводились в связи с этим даже ссылки на… Нюрнбергский трибунал гитлеровских военных преступников как на подходящий международный прецедент.

Конечно, иранская пропаганда вовсю расписывала свои победы, но… когда по телевидению показывают, например, похороны сразу 11 летчиков, то, естественно, вряд ли кто поверит в сообщение в сводке, что в этот день «все иранские самолеты вернулись на свои базы». Вообще похороны в Иране сопровождаются массовыми шествиями, люди рвут на себе волосы, стучат руками по голове, в грудь. Гроб несут на высоко вытянутых вверх руках, он каким-то чудом не падает, перемещаясь с рук на руки, раскачиваясь во все стороны, плывет по морю рук, как щепочка в бурном потоке. Существовал и обычай развозить трупы для похорон в родных местах. Поскольку Тегеран – крупный железнодорожный узел, то трупы сначала поступали в морги столицы. У нас имелись сведения, что иногда в день прибывало 200–250 трупов, которые потом развозили в другие города.

Вскоре МИД Ирана, а фактически премьер-министр Раджаи, начал чинить препятствия выезду иностранцев из Ирана. Это выражалось в задержках с выдачей выездных виз и в отказах на дополнительные заходы советских судов в порт Энзели. МИД даже разослал ноту, в которой, на удивление всем, говорилось в связи с просьбой о разрешении на заход теплоходов, что «если понадобится» выезд иностранцев, то он может быть осуществлен самолетами авиакомпаний! А ведь все аэропорты страны закрыты. Нота вызвала возмущение в дипкорпусе, но чиновники в МИДе, не стесняясь, отвечают всем посольствам, что МИД Ирана не хочет массового отъезда иностранцев! А ведь не имеют иранские власти никакого права насильственно задерживать иностранцев. Поэтому нам приходилось тратить уйму времени и усилий для «пробивания» разрешений на заход судов. Впрочем, тут была и антисоветская струнка. Посол ФРГ Ритцель решил возвратиться на родину также через Советский Союз. Он сообщил мне, что в МИДе его всячески отговаривали от этого, иранское правительство даже предложило бесплатно предоставить ему спецсамолет для полета в Европу, лишь бы он не ехал через СССР. Он отказался от самолета.

Началась и обработка посольств, нажимали с целью склонить другие страны к поддержке Ирана. Но получалось у МИДа Ирана плохо – слишком примитивные были аргументы. Иранцы недоумевали: почему ни одна страна их открыто не поддерживает? Они не могли, конечно, дать тот ответ, который имелся, – испортил Иран отношения практически со всеми странами мира. Действительно, как-то я задал вопрос одному из заместителей министра: с какой страной сейчас у Ирана дружественные отношения? Тот растерялся, не мог назвать ни одной страны.

Тогда иранцы начали валить все на «супердержавы» как источник войны. Это тем более не было ни для кого убедительным.

…Иногда по телевидению показывали: король Иордании Хусейн на фронте вместе с Саддамом Хусейном дергают за шнур артиллерийского орудия, выстрел – и снаряд летит в сторону Ирана. Оба довольны, смеются. Затем показывают: тоненький Банисадр с важным видом рассматривает карту или в окопе смотрит в бинокль, а то и принимает парад, присягу новобранцев, выпуск офицеров в училище.

Но в этой войне творились странные вещи: не было видно, например, действий армии. С самого начала конфликта на фронт стали посылать отряды корпуса «стражей исламской революции» – малообученных парней, да кроме того и так называемое ополчение – «басиджи» (это уже совсем необученные люди). Посылали их в непродуманные атаки, по минным полям. Они несли большие жертвы. Даже на улицах Тегерана стало заметно множество калек войны. Почему же армия не принимала такого активного участия, которое подобает ей? Вскоре выяснилось, что духовенство боится армии. Победы армии (а кто не верит в победу?) неизбежно приведут к усилению ее авторитета и положения в стране. Армия – это организованная сила, и как она поведет себя в отношении системы государственной власти, установленной духовенством, – не известно. К тому же президент Банисадр, став главнокомандующим, стал явно заигрывать с военным командованием. В армии подтянулась дисциплина, четкость, она могла стать и орудием в уже разгоравшейся борьбе Банисадра за верховное положение в стране.