Андрей Фадеев - Воспоминания

Между тем начали распространяться достоверные слухи о скором возвращении князя Барятинского, определяли день его приезда, казалось, на этот раз, несомненно. А в ноябре неожиданно получено сведение о болезни его на возвратном пути в Вильне. Потом, еще была получена телеграмма о облегчении болезни и скором выезде князя в Тифлис. Но это не совершилось. 15-го декабря, положительное сведение известило об увольнении фельдмаршала князя Барятинского от звания наместника Кавказского и главнокомандующего Кавказскою армиею, и о назначении на его место Его Императорского Высочества Великого Князя Михаила Николаевича. Сначала это сведение появилось в газетах, а затем, 21-го декабря, получено официально. Вместе с тем, получены известия о тяжкой болезни князя Барятинского в Вильне. Не знаю как другие, а я с сыном крепко грустили о том.

Так окончился для нас 1862-й год. Состояние моего здоровья не ухудшилось, только слабость по вечерам начала как бы усиливаться и напоминать слова Апостола Павла: « стареющее и ветшающее близь есть ко нетлению ». Да будет воля Божия. Накануне дня, принесшего весть об увольнении князя и назначении Великого Князя, я видел во сне покойную Елену Павловну, необыкновенно ясно и живо. Со времени ее смерти хотя я видал ее во сне много раз, но всегда как бы туманно; теперь же ее поразительно живой образ более походил на видение, нежели на сновидение.

В новый, 1863-й год, я еще мог выстоять обедню и молебен в соборе. Служебные дела следующих двух месяцев состояли в обычных занятиях по Совету. Занятия по делам службы, так же как и по своим делам, казалось мне, шли не так гладко и стройно, как бывало прежде. Покамест, я еще постоянно посещал заседания Общества распространения православного христианства, происходившие у экзарха; я продолжал возлагать на это Общество большие надежды. Я доныне числюсь членом здешних обществ — географического и сельского хозяйства — с самого их учреждения; но туда я уже давно не заглядывал, даже в годовые, официальные собрания [122].

Девятое февраля было для меня днем прискорбного воспоминания. Я бы в этот день праздновал свою золотую свадьбу, если бы покойная Елена Павловна была жива. Одно из последних ее слов ко мне было, как я передавал, изъявление сожаления, что не доживем вместе до золотой свадьбы.

В феврале же сын мой Ростислав тяжело заболел очень серьезною болезнью, подвергшею жизнь его опасности и причинившею нам всем много мучительных беспокойств. Только в марте он стал медленно, понемногу поправляться, и долго здоровье его не могло восстановиться вполне.

16-го марта весь город рано поднялся на ноги и несметными толпами, со всем туземным церемониалом, амкарами, цеховыми значками, двинулся с шумными ликованиями встречать и провожать прибывшего в Тифлис нового Августейшего Наместника. Жаль только что пасмурная, ветреная погода не соответствовала общему праздничному настроению. Я, вместе с прочими, с 11-го до 4-го часа ожидал во дворце приезда Его Императорского Высочества. В тот же день был и первый прием высших чиновников и граждан, а два дня спустя первый парадный обед. Участие, которое Великий Князь выразил мне по поводу болезни моего сына, меня глубоко тронуло.

С некоторых пор, служащим здесь военным и гражданским, в награду заслуг, раздавали в значительном количестве участки свободных зелень на Кавказе. В конце марта меня сердечно порадовала добрая весть о предназначении Его Высочеством пожалования мне пяти тысяч десятин земли, что возбудило во мне надежду на более прочное обеспечение положения детей моих после меня [123].

В апреле последовала поездка Великого князя в Поти, для встречи Великой княгини с августейшими детьми. 16 того же месяца, Их Высочества прибыли в Тифлис. Встреча снова была чрезвычайно торжественная. Великая Княгиня ехала в открытой коляске, Великий Князь с многочисленной свитою сопровождал Ея И. В. верхом. На другой день был во дворце парадный обед. В мае также были большие парадные приемы, по случаю приезда Турецкого посла, для поздравления Его Высочества с новым его назначением. Очень приятно мне было видеть оказываемое Великим Князем, с самого его прибытия, милостивое благорасположение к зятю моему Юлию Федоровичу Витте.

В это же время я получил грустное сведение о смерти уже 50 лет знакомого мне, доброго приятеля в Крыму, почтенного старика Штевена. Все старые знакомые постепенно предшествуют мне в неотложном направлении к вечности. Он был один из замечательнейших ученых в России, особенно по части ботаники, и по этому поводу находился в частых письменных сношениях с покойною женою моею.

Между тем как Великий Князь был занят приготовлениями к окончательному покорению берегов Кавказа, прилегающих к Черному морю, получены неприятные вести о восстании лезгин в Чечне, куда по этому случаю командирован сын мой. Это восстание вспыхнуло, как и большая часть подобных частных вспышек, совершавшихся на Кавказе в продолжении 60-ти лет, от беспорядочных и безрассудных действий нашего местного начальства. Оно было скоро потушено, но обошлось не без жертв и не без потерь; был убит и один хороший генерал, князь Шаликов. Из туземцев, по усмирении восстания, несколько десятков главных виновников повешены.

Наступившее лето, вначале прохладное и сносное, не заставляло слишком торопиться исканием свежего воздуха; а потому, имея некоторые серьезные занятия, я выехал с семейством в Боржом позже обыкновенного, уже в июле месяце. Здесь я нашел все по старому, так же как и старого, доброго Сутгофа. Из числа новых приезжих я познакомился с Кутаисским архиереем, преосвященным Гавриилом, по происхождению имеретином, бывшим прежде законоучителем Тифлисского девичьего института. По его познаниям, просвещенному уму и неотъемлемым достоинствам, он вполне заслуживает уважение, коим пользуется. Из туземных иерархов он, кажется, едва ли не первый совершенно владеет русским языком.

В конце августа я получил приглашение от Великого Князя Наместника приехать в Белый Ключ (где он проводил лето) по случаю крещения новорожденного Великого Князя Георгия Михайловича и к прибытию туда на 30-е августа путешествовавшего в этом году по России Великого Князя Наследника Цесаревича Николая Александровича (ныне уж покойного). Конечно не обошлось по этому поводу без многих хлопот и суеты. Выехав из Боржома, чрез Тифлис, я 29-го августа приехал в Белый Ключ.

День для подобного торжества выдался неблагоприятный, по причине дурной погоды и проливного дождя; но оно исполнилось в точности по церемониалу. От десяти до первого часа мы простояли в полковой церкви, где совершалась литургия, крещение высокого новорожденного и молебствие; затем последовали визиты к некоторым приехавшим почетным особам, а потом следовал парадный обед, на коем и я был представлен Наследнику Цесаревичу. Он удивился, когда на вопрос его: сколько лет я нахожусь в службе? — я отвечал, что более шестидесяти; но я объяснил Его Императорскому Высочеству, что родился в тот век, когда записывали на службу не только несовершеннолетних, но даже находящихся в колыбели. В вечеру был бал, от присутствия на коем Великий Князь Наместник однако ж, по доброте своей, меня уволил. Уже около десяти лет как я перестал бывать на балах.