Джек Мэтлок - Смерть империи

————

Итоги съезда я анализировал со смешанными чувствами. Обсуждения показали, что внутри партии быстро нарастает оппозиция реформам, однако это не помешало Горбачеву снова добиться своего. То, что выборы руководства проводились тайным голосованием, было новшеством, и это был первый съезд после прихода Сталина к власти, на котором проводились подлинные выборы руководителей.

Тем не менее, в новом Политбюро не оказалось реформаторов под стать Александру Яковлеву и Эдуарду Шеварднадзе. Единственное преимущество, которое у него было в сравнении с прежним составом, это отсутствие стати; при желании, Горбачеву теперь гораздо легче было не обращать на Политбюро внимания. Похоже, в том и состояла его негласная цель. Одно из самых частых обвинений, бросавшихся ему противниками на съезде, состояло в том, что он не советовался с Политбюро, прежде чем принимал важные внешнеполитические решения. Тем не менее, как ни сильна была на съезде критика политики Горбачева в отношении Германии, он пришел к соглашению с канцлером Колем всего через несколько дней по окончании съезда. Ничто не указывало на то, что новое Политбюро хотя бы хмыкнуло при этом.

В общем, итоги партийного съезда подтверждали мои предположения о намерениях Горбачева. Пусть не удалось ему получить всеобъемлющую поддержку наиболее радикальных направлений перестройки, зато он остался во главе партии и фактически принизил роль центральных органов партии. Теперь Горбачев волен был пойти на союз с реформаторскими элементами и — со временем — отделаться от партийной машины, если та станет ему мешать.

Так, во всяком случае, мне представлялось в июле 1990 года.

Провозглашение суверенитета Россией вызвало ожидаемую реакцию в других республиках. Узбекистан и Молдавия объявили о суверенитете в июне, Украина и Белоруссия в июле, Туркменистан, Армения и Таджикистан в августе, К концу октября все пятнадцать республик провозгласили либо суверенитет, либо полную независимость. Казахстан и Киргизстан, чьи руководители все еще пытались сотрудничать с Горбачевым в создании федерации, сделали это последними.

Весной и летом 1990 года я побывал в Молдавии и Узбекистане, Туркменистане и Казахстане, а также в ряде автономных республик России, таких как Удмуртия и Бурятия. В сравнении с предыдущим годом перемены во взглядах были поразительными.

————

Кишинев, прежде тихий заштатный город, в начале мае, когда мы туда приехали, бурлил. За несколько месяцев до этого молдавский парламент принял закон о языке, вернувший латинский алфавит языку, который официально именовался молдавским, а на самом деле был так же близок к румынскому, как язык, на каком говорят в Соединенных Штатах, к английскому. Закон обязывал также служащих, имеющих дело с населением (в почтовых отделениях, сберкассах, больницах и тому подобном) в течение пяти лет выучить молдавский язык. Тогда же традиционный румынский флаге тремя, синей, желтой и красной, вертикальными полосами сменил красное знамя, унаследованное от советского флага.

Успех вызвал у молдаван ликование. Близились к осуществлению планы провести в ближайшие выходные дни массовую демонстрацию на берегу реки Прут, на границе с Румынией, закрытой до того почти для всякого передвижения. Молдаванам предстояло сойтись и обменяться цветами со своими родичами, живущими через границу. Демонстрацию поддержала даже местная Коммунистическая партия, научившаяся, вероятно, кое–чему после бесплодного противостояния «Балтийскому Пути» прошлым летом. Первый секретарь Коммунистической партии Лучинский говорил мне, что собирался лично участвовать в ней.

Впрочем, в волне местечкового национализма почувствовали угрозу жившие в республике этнические русские. Однажды за ужином в отдельном кабинете местного ресторана мы с Ребеккой оказались свидетелями страстного спора, в котором участвовали обе стороны. Два лидера Национального фронта, Ион Хадирка и Ион Унгуряну, едва прибыв, заявили, что им придется уйти пораньше; надо было участвовать в телевизионной передаче. Местные советы в двух городах к востоку от реки Днестр, Тернополе и Бендерах, отказались вывесить новый молдавский флаг. Городское население в них в основном состояло из русских и украинцев, так что этот шаг являлся протестом против растущего молдавского самоутверждения. В тот день молдавский Верховный Совет признал действия этих местных советов неконституционными. И вечером наши гости были приглашены разъяснить свою позицию по телевидению.

На мой вопрос, насколько серьезен вызов с восточного берега, они ответили, что дело весьма серьезно, поскольку, похоже, может привести к попытке отделиться от республики. Затем они долго рассказывали о притеснениях, которым подвергались молдаване со стороны русских иммигрантов, и отстаивали закон о языке как акт элементарной справедливости. У русских, занятых а сфере общественных услуг, будет время, чтобы научиться изъясняться на молдавском языке, но, если они этого не сделают, то будут уволены, Что касается парламента, то в нем говорить будут на молдавском и на русском, а все речи сопровождаться синхронным переводом.

Оба Иона, как и многие в Кишиневе, спрашивали, признают ли Соединенные Штаты Молдавию законной частью Советского Союза. Им было известно, что мы не признаем включения в него прибалтийских государств, а поскольку Молдавия тоже потерпела от секретного протокола к нацистско–советскому пакту, собеседники считали, что и к ней следует подходить с теми же юридическими мерками.

Пришлось разъяснить, что, к их огорчению, данный случай имеет иную правовую подоплеку Большая часть нынешней Молдавской республики между двумя мировыми войнами являлась частью Румынии, а не независимой, как государства Прибалтики. После второй мировой войны Румыния официально уступила эту территорию Советскому Союзу. Хотя это и было сделано не совсем добровольно — Румыния являлась побежденным союзником Германии, местность находилась под советской оккупацией, — ее передача входила составной частью в мирный договор с Румынией, в котором участвовали и Соединенные Штаты, Следовательно, у нас не было юридического основания ставить под сомнение статус Молдавии как части Советского Союза.

«Очень жаль, — произнес Хадирка. Потом, после паузы, добавил: — Все равно мы добьемся независимости. А потом и решим, хотим ли мы возвращаться к Румынии, оставаться независимыми или договариваться о каком–либо объединении с Советским Союзом». Его слова были первым упоминанием независимости как реалистической цели, услышанным мною от высокопоставленного молдавского лица. В то время Хадирка был не только лидером Национального фронта, но и заместителем председателя молдавского парламента, а также народным депутатом СССР Унгуряну, театральный художник и кинематографист, был молдавским министром культуры.